Молодой человек временами останавливался и что-то кричал ей на ухо. А ей думалось, что он мог бы держаться подальше и кричать погромче. Она кивала, ничего не понимая.
Наконец они остановились возле одного из молотов. Под его черной аркой вокруг массивной наковальни двигалось несколько рабочих, тоже черных. Завкомовец подошел к тому, на которого все косились, как на дирижера, и стал что-то кричать ему в ухо.
«Неужели это Уваров?» — подумала Валя с разочарованием.
Худощавый, среднего роста человек в черной бязевой куртке, надетой на голое тело, слушал слегка наклонив голову с сосредоточенным выражением, кивал и исподлобья взглядывал на Валю. Черты его лица были искажены черными мазками, напоминающими грубый грим, и красными отсветами из нагревательной печи. Угадать, что именно это и есть знаменитый на всю страну кузнец, было бы невозможно. Но еще больше разочаровывал молот. Просто не хотелось верить, что звание Героя было добыто на этом заурядном, не выделяющемся ни величиной, ни оригинальностью конструкции молотишке, когда рядом стояли стройные гиганты молоты.
Подали новую заготовку, бригада накинулась на нее, как будто это была долгожданная добыча, с которой не терпится поскорее расправиться. Молодой человек из завкома, отведя Валю чуть подальше, объяснил, что Уварову сейчас никак не оторваться, скоро конец смены, а задание еще не выполнено, была задержка из-за ремонта печи. Как только будет свободная минута, он к ней подойдет.
— Спасибо вам большое! — прокричала Валя молодому человеку в большое веснушчатое ухо и подала руку в знак того, что больше в его услугах не нуждается. Молодой человек ей не нравился.
Но когда он ушел, она почувствовала себя здесь еще более потерянной и ненужной. Как неуместно, должно быть, выглядели среди этой стихии жаркого, грохочущего железа ее нарядная серая шубейка и красный пуховый берет!
Валя любовалась движениями людей вокруг наковальни, точными, рассчитанными, целесообразными, как в балете, а сама с ужасом думала, что у нее ничего не выйдет, она сорвет это ответственное задание, первое ответственное задание в своей журналистской карьере.
Ей вспомнился диалог на редакционном совещании. Редактор сказал, обращаясь к заведующему промышленным отделом: «Дорогой мой, а где очерки о людях труда? Разве мало у нас замечательных людей, новаторов производства?» — «Людей много, но кто будет писать? — отвечал заведующий отделом. — Очерк — трудный жанр, это уже литература!» — «Некому писать? — редактор склонил лысую голову набок и посмотрел поверх очков, иронически. — А зачем же мы вам дали молодого, растущего товарища? — сказал он и посмотрел на Валю. — Что ж, по-вашему, зря ее пять лет учили в столичном университете, на факультете журналистики? Их там, дорогой мой, так вооружили, не то что очерк — роман сочинят по всем правилам». Заведующий отделом поскреб седеющую темень большим пальцем: «Ну что ж, попробуем…» — «И берите прямо быка за рога, — сказал редактор. — Вот об Уварове мы уже год целый не писали. В центральных газетах о нем трубят, а мы как в рот воды набрали. Могут упрекнуть, что недооцениваем его достижения…»
А потом почему-то опять вспомнилась мать, как она смотрела на нее в первый день по возвращении из Москвы, молча оглядывала ее со всех сторон. Валя постоянно чувствовала на себе изучающий материнский взгляд. «Ну и как же ты там, — пытала мать, выражаясь неопределенно, бестолково. — В общежитии, стало быть, жила?» — «В общежитии». — «Ну, а теперь что же, в редакции работать будешь?» — «В редакции». Сокрушаясь невесть чему, беспомощно опустив руки, с безнадежностью во взоре, мать говорила: «Эх, Валюха! То-то все вы, нынешние, живете не как люди!» — «А как же это — как люди, мама?» Мать вскинула голову, выцветшие, когда-то карие глаза сверкнули мгновенной вспышкой: «Замуж тебе надо, вот как!»
…Валя вздрогнула — возле нее стоял Уваров. Не здороваясь, как будто они продолжают начатый разговор, он прокричал:
— Извините, сейчас очень горячее время. Еще немного до нормы не хватает. Представляете, если бы не выполнили — срам! Может быть, подождете до конца смены, тогда бы мы с вами могли поспокойнее поговорить.
— Подожду, — кивнула Валя. Она обрадовалась. Ей самой ужасно не хотелось здесь, на глазах у людей, поглощенных тяжелой, настоящей работой, доставать блокнот и задавать вопросы, приготовленные заранее на основе «добросовестного изучения предмета». Теперь эти вопросы казались ей ужасно глупыми и наивными.
— Может быть, пройдете пока в красный уголок? — предложил Уваров.
— Нет, спасибо, я лучше посмотрю, мне интересно, — ответила Валя.