От мысли, что скоро уедет и навсегда в свою Москву, у Янки болело сердце.
«Ну почему же навсегда? Может, он каждый год будет приезжать к вам. Знаешь, многие так делают».
«Да, конечно, только ему, наверное, неинтересно будет каждый год. Он ведь фотохудожник, ему новые впечатления нужны. Май! А ты летом ко мне приедешь?»
«А ты к нам?»
«Обязательно!»
«Слушай, ну хоть на телефон сфоткай его, очень хочется посмотреть, кому отдала своё сердце неприступная Ярцева».
«Я что-нибудь придумаю».
Вообще-то Янка уже придумала. Глеб всегда работал под черешней, скидывал и обрабатывал фотографии, так что нужно было просто дождаться, когда он сядет работать, потом захочет, например, в туалет, или просто пройтись, технику он свою не убирает никогда, и можно тогда залезть в комп, наверняка у него свои фотографии тоже есть, ведь не всё время он по ту сторону кадра!
Всё прошло без сучка без задоринки. Он работал, потом встал, потянулся, взял в комнате полотенце и пошёл в душ. Янка дождалась, пока громыхнёт защёлка в ванной, и сбежала по лесенке к ноуту. Папка с фотографиями была открыта. Так… «Зимний Крым», «Феодосия», «Церковь-маяк», «Рыбачье»… Здесь его, конечно, не будет. Ага, вот «День рождения Калмыкова». Янка открыла папку, начала листать. Калмыков оказался рыжим и толстым, бросилась в глаза золотая печатка у него на пальце. Лес, берёзки, шашлыки… И девушки, девушки какие-то, так много, и все обнимаются с Глебом. Янка от досады губу закусила. Наконец нашла, где он один. Вполоборота, серьёзный такой. Янка едва успела скинуть фото на флешку и закрыть папку, как Глеб вышел.
– Ого! – замер он. – Это что за диверсия?
Янка покраснела так, что… В общем, ужасно стало стыдно.
– Я… просто я хотела… Глеб… я хотела скачать свои фотографии. Ну, там, в холмах, когда мы встретились.
– А попросить?
Похоже, он всерьёз разозлился. Янка с вызовом посмотрела ему в лицо. В глазах ещё стояли все эти девушки, красивые, длинноногие, а главное – взрослые и могут его обнимать.
– А я всё удивляюсь, почему ты не просишь фотографии, будто тебе не интересно, – уже совсем другим тоном сказал Глеб. – Флешку давай, скину.
– Обойдусь! – Янка бросилась по лестнице вверх. Ага, как же! Так она и дала ему флешку, чтобы он увидел ЧТО она у него скачала? Да ни за что! Уже открыв дверь в свою комнату, презрительно фыркнула:
– С лёгким паром!
И заметила его недоуменный взгляд. Грохнула дверью.
«Вау! Да он красавчик! Ну, такой весь… харизматичный! Не в моём, правда, вкусе…»
Вот за что Янка любила Майку, так это за то, что у них вкусы на парней не совпадали. Майка тоже это ценила. Говорила, что им дружить безопасно.
«Как вы там?» – Кого она имеет ввиду под «вы», Янка сама не знала. Ну не Рябинина точно. После знакомства с Глебом любить Рябинина было просто смешно.
«Ой! У нас такая физручка пришла!» «КТО?»
«Ну, физру ведёт, вместо Олега Петровича. Закачаешься! Красотка, ну вот я прямо не знаю! И такая прикольная, всё время хохочет с нами, будто не урок, а вечеринка. Мальчики у нас вообще теперь с начала года ни одного урока не пропустили. Да и девчонки тоже».
«И ты?» – Майка физкультуру терпеть не могла.
«Ага! Прикинь! Ну ты бы её видела, она такая клёвая! Просто супер! Она обещает нас летом в поход повести. Пойдёшь?»
«Само собой! Если приеду, конечно».
По поводу поездки Янка как-то попыталась поговорить с мамой.
– Маааам… я… поехать хочу. Домой. На Новый год.
– Яна, наш дом теперь здесь.
– Это твой здесь, а мой там. У меня там все друзья, у меня там всё, я соскучилась!
Она вообще-то не хотела скандалить, спокойно хотела поговорить, сама не ожидала, что так быстро начнёт кричать. И мама, конечно, тут же закричала в ответ:
– Прекрати истерику! Поедет она! Туда ехать трое суток, сколько денег надо! А кто там тебя ждёт? Ты обо мне подумала? Как я тебя туда отпущу? Я изведусь вся, у меня и так сил уже нет, а ты только о себе, только о себе!
– Меня бабушка ждёт, она приедет за мной, она написала!
– Да? Ну и что же она не едет? А я тебе скажу: у неё там новая внучка! А много она с тех пор тебе писем прислала? Она же ни разу больше не написала! Не выдумывай, даже речи быть не может, никуда ты не поедешь!
Янка прикусила губу, чтобы опасные слова не сорвались с языка. На глазах закипали слёзы, и она поскорее выскочила из дома, нарочно громко стукнув калиткой.
Бабушка писала. Писала часто. Примерно раз в две недели от неё приходили пухлые письма. Но Янка их воровала. Потому что бабушка писала, как им плохо без них и как «Андрюша мучается от вины, скучает по детям, так и жизнь не в радость». И чтобы они не держали на него зла и простили. Янка не хотела, чтобы мама читала эти письма. Надо было раньше, до отъезда говорить все эти слова. А теперь – поздно. Они уехали, гордые и независимые, а если теперь вернуться, это то ещё будет унижение. Она не собиралась его прощать, но мама… Мама совсем другое дело. Она добренькая, она его простит. А уже поздно! Поздно, они уже уехали, раньше надо было думать!