– Вы же были на войне!
– Был.
– Только не говорите мне, что я страшнее массированной бомбардировки.
Уголки его рта приподнимаются.
– Может, и не страшнее, но вы заставляете мужчину сомневаться в себе. В небе я таких сомнений не испытывал.
– Они вас пугают?
– Ужасно.
Мы оба, разумеется, все понимаем. Это его признание объединило в себе «здравствуй» и «прощай».
Мои родители и сестры отошли от меня, но потом наверняка вернутся к этому эпизоду и прожужжат мне все уши.
– Что мы делаем? – спрашиваю я.
– Сейчас?
– Да.
– Черт знает.
– Наверное, нам лучше это прекратить.
– Наверное, – соглашается он.
– У меня есть сестры, а у них репутации, которые надо беречь. Сейчас все вытянули шеи и пытаются расслышать, что мы друг другу говорим.
Он смотрит на меня огорченно.
– Мне жаль.
– Я знаю.
– Помнится, однажды вы сказали, что последние минуты свободы надо ценить. Потанцуем?
Я смеюсь, хотя мне грустно.
– По-моему, мы с вами только этим и занимаемся.
– Вероятно, это самое безопасное из наших возможных занятий. Хотя и не самое радостное, – уточняет он и подмигивает мне ямочкой на щеке.
Я, поколебавшись, соглашаюсь:
– Только один танец. И все.
– Только один, – говорит он.
В ту же секунду я вижу руку, протянутую ко мне, и мне кажется, что не может быть ничего естественнее, чем положить свою ладонь на его ладонь, переплести свои пальцы с его пальцами.
Ник выводит меня на танцпол, начинается новая песня.
Эдуардо танцует с какой-то симпатичной рыжеволосой девушкой. Губы улыбаются, взгляд направлен на меня и Ника. Голова слегка склоняется в шутливом выражении почтения.
Надо будет сказать ему, чтобы забыл об этой части своего плана: я не намерена использовать то притяжение, которое испытываю к Нику, в наших политических интересах.
Проследив за моим взглядом, Ник тоже замечает Эдуардо.
– Похоже, у нас обоих непростая жизнь.
– Разве в таком климате может быть просто?
– Едва ли, но не все это понимают. – Отвлекшись от Эдуардо, Ник обводит взглядом зал. Многие люди ходят по таким вечеринкам, как сегодняшняя, и делают вид, будто не знают, что не все могут быть так же довольны жизнью.
– На Кубе мы тоже этим грешили. По крайней мере до каких-то пор. Потом нам был преподан жестокий урок.
– А что бы вы стали делать, если бы ситуация на вашей родине изменилась? Если бы Кастро лишился власти?
– Я бы туда вернулась, – отвечаю я без колебаний. – Здесь я чужая, мой дом в Гаване. Там остались мои друзья, родственники, моя няня Магда. Жизнь в Палм-Бич для меня переходный этап, нечто вроде чистилища.
– Я никогда не был на Кубе, но всегда хотел побывать. Говорят, это прекрасная страна.
– Так и есть. Пляжи, сельские ландшафты, горы, Гавана со своей старой испанской застройкой… – Говоря это, я отчетливо вижу, как солнце встает над Малеконом. – На Земле нет такого места, которое было бы более похоже на рай. Внешне, разумеется. Нам есть над чем работать.
– Вы тоже хотите участвовать в этой работе?
– Конечно. А разве вы бы на моем месте не захотели? Это же мой дом!
– То есть вы считаете, что у вас есть долг перед вашей страной?
– Дело не только в долге, но и в желании. Я получила кое-какое образование и действительно хочу его применить. Правда, мои амбиции в этом отношении не были вполне удовлетворены, поскольку не соответствовали представлению моей матери о женском предназначении… Тем не менее кое-чему я все-таки научилась и теперь должна это использовать, разве не так?
– Именно так.
Меня удивляет то, как искренне произнесены эти слова. От меня не укрылось, что многие американки во многих отношениях почти так же ограничены, как и слишком многие кубинки.
– Может быть, когда-нибудь я навещу вас на Кубе и вы познакомите меня с вашим островом.
Не без некоторого усилия улыбнувшись ему в ответ, я представляю себе встречу, которая никогда не состоится.
– Может быть.
По залу разносятся последние аккорды песни. Танец окончен. Ник меня отпускает, но уходить ему, видимо, тоже не хочется.
– Спасибо за танец, – говорит он помедлив.
Сейчас он не улыбается, я тоже.
– И вам спасибо.
– Желаю удачи во всем. Надеюсь, ваше желание осуществится и вы вернетесь на Кубу.
Ник еще раз берет мою руку и, склонившись к ней, едва ощутимо касается ее губами, а потом уходит.
Я возвращаюсь к сестрам. Меня сопровождают беззастенчивые взгляды и шепот, который не назовешь вежливым. Все это пройдет и будет забыто.
Его я тоже забуду.
Глава 6