– Да, мы с Палином окажемся в Палантасе, – прошептал Карамон, помрачнев от этой мысли. – А вы будете на пути к дому, – добавил он, строго посмотрев на Танина и Стурма. – Вы должны сказать вашей матери...
– Я предпочел бы встретиться с людоедами, – мрачно пошутил Танин.
– Я тоже, – сказал Карамон, печально усмехнувшись. Наклонившись, он проверил, плотно ли застегнуто его снаряжение. Лицо свое он прятал в тени.
– Просто убедитесь, что у нее под рукой нет посуды, – сказал Карамон, стараясь придать голосу веселые интонации.
– Она знает меня. Она ждала этого. Я в самом деле думаю, что мама знала все, когда мы уезжали, – сказал Палин, вспоминая нежные объятия и веселую улыбку матери, стоящей на пороге трактира и машущей им вслед старым полотенцем. Палин вспомнил, что, оглянувшись, он увидел это полотенце у матери возле лица и что Дезра утешающе обнимает ее.
– Кроме того, – сказал Карамон, поднимаясь и строго глядя на старших сыновей, – вы оба обещали Портиосу приехать в Квалинести и помочь эльфам остановить набеги отрядов драконидов. Вы знаете Портиоса. Ему нужно десять лет, чтобы собраться просто поговорить с нами. Сейчас он делает дружественные шаги. Я не желаю, чтобы мои сыновья нарушали свое слово, особенно данное этому эльфу с кривой шеей. Прошу прощения, – сказал Карамон, взглянув на Даламара.
– Я не обиделся, – ответил эльф. – Я знаю Портиоса. А теперь...
– Мы готовы, – перебил Палин и повернулся к Даламару в нетерпении.
– Я, конечно, читал о заклинании, которое вы сейчас произнесете, но никогда не видел, как это делается. Как вы им пользуетесь? Какой слог вы оглушаете в первом слове – первый или второй? Мой учитель говорит, что...
Даламар кашлянул.
– Ты выдаешь наши секреты, мальчик, – сказал он вкрадчиво. – Пойдем, ты задашь мне лично свои вопросы, – и изящная рука эльфа потянула Палина в сторону от отца и братьев.
– Секреты? – удивился Палин. – Что это значит? Что из того, что они услышат, как...
– Это был только предлог, – сказал Даламар холодно. Он пристально смотрел на Палина темными внимательными глазами. – Палин, не делай этого.
Возвращайся домой с отцом и братьями.
– О чем вы? – спросил Палин, смутившись. – Я не могу так поступить. Вы слышали, что сказал Юстариус. Они не допустят меня до Испытания и даже не позволят продолжать занятия магией, пока мы не узнаем наверняка, что Рейстлин...
– Не иди на Испытание, – быстро произнес Даламар. – Брось учебу.
Отправляйся домой. Будь доволен тем, что имеешь.
– Нет! – сердито ответил Палин. – За кого вы меня принимаете? Вы думаете, что я буду счастлив развлекать толпу на сельских ярмарках, вытаскивая из шляп кроликов и золотые монеты из ушей толстяков? Я хочу большего!
– Цена подобного честолюбия велика, как доказал твой дядя.
– И таковы же награды! – парировал Палин. – Я принял решение.
– Мальчик, – Даламар склонился к Палину, сжав холодной рукой его ладонь. Эльф перешел на такой тихий шепот, что Палин не понимал, слышит ли он слова сам или они звучат в его сознании, – зачем они посылают тебя, как ты думаешь? – Даламар посмотрел на совещавшихся между собой в сторонке Юстариуса и Дунбара. – Чтобы Как-то пробраться через Дверь и найти твоего дядю или то, что от него осталось? Нет, – Даламар покачал головой, – это невозможно. Святилище заперто. Один из Стражей постоянно стоит в дозоре с приказом никого не пускать и убивать каждого, кто попытается пройти. Они знают это так же, как знают то, что Рейстлин жив!
Они посылают тебя в Башню – его башню – с одной целью. Ты помнишь старую легенду о козленке, которым заманили в сети дракона?
Недоверчиво глядя на Даламара, Палин внезапно побледнел. Облизав сухие губы, он хотел что-то сказать, но ком в горле помешал.
– Я вижу, ты понимаешь, – сказал Даламар холодно, складывая руки в рукавах черной мантии. – Охотник привязывает козленка перед логовищем дракона. Пока дракон пожирает козленка, охотники набрасываются на него с сетями и кольями. Дракон пойман. К сожалению, немного поздно для козленка... Ты по-прежнему настаиваешь на том, чтобы пойти?
Перед глазами Палина пронеслось видение того, что он знал о дяде из легенд: столкновение со злым Фистандантилусом, окровавленный камень на груди Рейстлина, Фистандантилус вытягивает душу Рейстлина, высасывает его жизнь. Палин содрогнулся, тело его покрылось холодным потом.
– Я сильный, – сказал он, голос его надломился. – Я могу сражаться, как он сражался.
– Сражаться с Фистандантилусом? С сильнейшим волшебником в мире? С верховным магом, бросившим вызов самой Королеве Тьмы и почти победившим ее? – Даламар грустно рассмеялся. – Увы! Ты обречен, мальчик. И никто не поможет тебе. Ты знаешь, что я буду вынужден сделать, если Рейстлин достигнет цели? – Даламар, нахлобучив капюшон, так низко склонилась над Палином, что он чувствовал дыхание эльфа на своей щеке. – Я должен уничтожить его, и я его уничтожу. Мне безразлично, в чье тело он вселится.
Вот почему они отдают тебя мне. Их это не волнует.
Палин отшатнулся от эльфа, но быстро взял себя в руки.
– Я... понимаю, – голос его креп по мере того, как он говорил, – я сразу сказал вам об этом. Кроме того, я не верю, что мой дядя причинит мне вред... таким образом, как вы сказали.
– Не веришь? – Даламар усмехнулся. Рука его прикоснулась к груди.
– Хочешь посмотреть, какой вред способен причинить твой дядя?
– Нет! – Палин отвел глаза, затем добавил, покраснев:
– Я знаю об этом. Я слышал эту историю. Вы его предали...
– И это было моим наказанием. – Эльф пожал плечами. – Отлично.
Если ты решил...
– Я решил.
– ...Тогда предлагаю тебе попрощаться с братьями, в последний раз, как понимаешь. Я думаю, что в этой жизни вы больше не увидитесь.
Эльф говорил бесстрастно, в глазах его не было ни жалости, ни угрызений совести. Руки Палина сжались, ногти вонзились в кожу, но он твердо кивнул.
– Следи за своими словами. – Даламар многозначительно взглянул на Карамона. – Ни он, ни братья не должны ничего заподозрить. Если отец узнает, он помешает тебе уйти. Подожди, – Даламар ухватился за Палина, – возьми себя в руки.
У Палина было сухо во рту, он попытался проглотить стоявший в горле ком, пощипал щеки, чтобы вернуть им цвет, рукавом смахнул со лба пот.
Покусав губы, чтобы они не дрожали, он отвернулся от Даламара и подошел к братьям.
– Ну что ж, братья, – начал он, заставляя себя улыбнуться, – я всегда стоял на пороге трактира, махая вам вслед, когда вы уходили на какую-нибудь битву. Похоже, теперь наступил мой черед.
Танин и Стурм обменялись быстрыми, горящими взглядами, и Палин осекся. Три брата были очень близки и понимали друг друга, как самих себя.
«Нет, невозможно их обмануть», – горько подумал Палин. Посмотрев в их глаза, он понял, что так и есть.
– Братья мои, – прошептал Палин, протянув к ним руки. Он обнял их, притянув к себе. – Не говорите ничего, просто не удерживайте меня! Отец не должен понять. Для него это будет очень тяжело.
– Но я сам не понимаю, – сурово произнес Танин.
– Замолчи! – прошептал Стурм. – Пусть мы оба не понимаем. Но разве это важно? Разве наш братишка хныкал, когда мы уходили на первую битву? – Он обхватил Палина огромными руками и крепко сжал. – Счастливо тебе, малыш, береги себя и... и... возвращайся... скорее. – Стурм замотал головой, отвернулся и поспешно отошел, вытирая глаза и бормоча что-то вроде «от этих чертовых заклинаний хочется чихать».
Но Танин, старший, стоял и строго смотрел на Палина. Тот взглянул на него с мольбой во взгляде, но Танин еще больше помрачнел.
– Нет, братишка, – сказал он, – ты меня выслушаешь.