Райф кивнул.
— Он несет в душе огромный груз психологических проблем. Я возлагаю все надежды на анализ ДНК. Как сообщил мне детектив Мид, Харпер уже нашел хорошего адвоката, что, конечно, не радует ни меня, ни полицию.
— А вот и Фиона, — пробормотал Дэвид, посмотрев в сторону коридора. — Мне кажется или она действительно крайне подавлена?
— Шок, — пояснил Райф. — Они с Элли были очень близки.
Даже ближе, чем с Франческой, подумал Дэвид, но не решился высказать свою мысль вслух. Фиона была глубоко подавлена, и мужчины принялись наперебой уговаривать ее ехать домой.
— Я останусь здесь до утра, — объявил Райф. — Если повезет, мне разрешат тихонько посидеть в ее палате.
— Какое ужасное потрясение, — всхлипнула Фиона. — Элли узнала меня, но была слишком слаба, чтобы говорить.
Она подошла к Райфу и обняла его.
— Спасибо тебе, Райф. Представляешь, она сломала ту же руку, что и в детстве.
— Когда ей было десять. — Райф с легкостью вспомнил, как было дело.
Элли тогда пробралась тайком следом за ним и Бродом к укромному местечку в трех милях к северу от Кимбары, где они любили купаться. Это было довольно большое озеро со сверкающей водой, омывающей большие валуны.
Они с Бродом плескались в голубой прохладной воде. Оба мальчика превосходно умели плавать и нырять. Внезапно, как из ниоткуда, появилась Элли, десятилетний постреленок. В детстве она была превосходным следопытом. Она помахала им рукой. Высокая для своего возраста, она была одета в футболку и джинсы, ее непокорные кудри украшал венок из маргариток.
— Эй, вы! Сейчас я разденусь и спущусь к вам.
И он, и Брод отреагировали мгновенно. Озеро было слишком глубоким, а Элли только-только научилась держаться на плаву. Мальчикам же было по пятнадцать лет, они считали себя взрослыми мужчинами, и к тому же оба дорожили Элли.
Брод быстро поплыл к берегу, протестующе крича, но Элли уже бежала к ним, перескакивая с камня на камень. Она бы благополучно спустилась к ручью, но внезапно мимо нее с громкими криками пролетел какаду и исчез в лаймовой рощице, раскинувшейся на берегу потока. У Райфа до сих пор стоял в ушах ее тонкий, пронзительный крик, точно такой же, как тот, что он услышал сегодня ночью.
Они прибинтовали ее руку к толстой деревяшке, соорудили перевязь из платка, а затем посадили Элли на самодельные, наспех построенные носилки. Оставив лошадей, они направились к дому. Элли едва не теряла сознание от боли, но держалась мужественно. Даже когда они втроем предстали перед Стюартом Кинроссом.
У Брода и Элли не было матери, которая выбежала бы на веранду, тревожась за своих малышей. Стюарт Кинросс устроил им разнос, причем всем троим, включая Элли. Райфу показалось, что он хотел отлупить Брода, но и Брод, и Райф в свои пятнадцать вымахали под два метра, хотя их телосложение все еще оставалось мальчишеским. Детям Стюарта Кинросса не приходилось рассчитывать на сочувствие своего отца, в то время как Райф и Грант буквально купались в любви родителей…
Когда Райф вошел в больничную палату, его сердце замерло. Элли лежала на спине, ее левая рука была заключена в гипс, лицо выглядело совершенно безжизненно. Зеленые глаза, наполовину прикрытые веками, потускнели. Перед Райфом была не молодая женщина двадцати с небольшим лет, а девочка, которую он некогда знал и любил. Ребенок, поранившийся во время одной из своих безрассудных проделок. Ее непослушные шелковистые волосы были отброшены назад, левая часть головы перевязана. И все же она попыталась улыбнуться при его приближении. Ее голос звучал едва слышно.
— Могло быть и хуже!
Старая шутка, которой они обменивались, когда дела у них шли неважно.
— Элли. — Райф подошел к ее кровати и, нагнувшись, поцеловал девушку в висок. — Бедная маленькая Элли.
— Все повторяется! — проговорила она, бросив взгляд на поврежденное запястье. — Помнишь, эту же руку я сломала много лет тому назад. Ты и Брод еще несли меня домой на носилках.
— Я все помню. — Он нежно и заботливо улыбнулся ей.
Взгляд Элли стал мечтательным.
— Я помню, как ты встал на пути у нашего отца, когда тот набросился на нас с Бродом. Знаешь, он действительно намеревался выпороть Брода.
— Он слишком много работал и уставал. — Райф многозначительно кивнул в сторону медсестры, стоявшей неподалеку.
— Ничего подобного, — возразила Элли.
— Зачем вспоминать прошлое сейчас, Элли? — проговорил он успокаивающе.
— Теперь у меня на голове огромная дырка, — пожаловалась Элли хриплым шепотом. — Мне наложили не меньше дюжины швов и к тому же обрезали часть волос.
— Ничего страшного, Элли. У тебя еще много осталось. — Как всегда, его красиво очерченные губы сложились в добродушную усмешку.
— Райф, — Элли попыталась подавить волну паники, — я не помню, что случилось. Ты должен рассказать мне. Фиона не успела сказать ни слова. Ее быстро попросили выйти.
— У меня предложение. — Он взял ее за руку, на которой не было гипса. — Мы поговорим обо всем утром. Утром ты и сама все вспомнишь.
— Он прав, дорогая, — вмешалась медсестра. — Вы попали в неприятное происшествие. Доктор настаивает на абсолютном покое.
Элли приподняла голову и улыбнулась.
— Райф здесь, так что он обо всем позаботится. Он привык за все и за всех отвечать.
— Да, важная информация. — Райф подавил смешок. — Ты помнишь, мы ужинали? — спросил он, придвинув стул к кровати.
Элли нахмурилась, силясь сконцентрироваться. Движение бровей отозвалось в голове приступом боли.
— Я помню ужин. Я помню, как мы вошли в лифт. А все остальное — как в тумане.
— Именно поэтому я предлагаю тебе подождать до утра. Я все время буду рядом. Доктор позволил мне остаться.
— Посиди здесь. — Элли рассердилась, увидев, что он хочет встать. — Мне практически не давали обезболивающих. Говорят, нельзя при сотрясении мозга. Я хочу, чтобы ты сидел рядом со мной.
— Нет, дорогая, — попыталась возразить медсестра.
— Я пациент, — заявила Элли безапелляционно, в точности копируя царственные интонации, которые иногда проскальзывали у Фионы. — Я хочу, чтобы он остался здесь.
— Ладно, ладно, — с улыбкой согласилась сестра, кивком головы подзывая Райфа. — Только, пожалуйста, чуть-чуть отодвиньтесь от кровати.
— Я хочу, чтобы он сел рядом со мной. — Элли протянула руку к Райфу. — Я должна быть там же, где и он.
Впервые в жизни Райф провел ночь в больнице. Он не мог понять, как пациентам вообще удается уснуть при таком свете и шуме. Сиделка регулярно заходила к Элли, поднимала ей веки, проверяла зрачки, делала заметки в своей тетради и ласково улыбалась Райфу. На рассвете, прежде чем Элли проснулась, ему велели выйти.
Кто-то подал ему кофе с парой кексов — как он узнал позже, одна из медсестер поделилась с ним своим ужином. Он зашел в туалет, подошел к умывальнику. Из зеркала на него смотрело измученное лицо с усталыми, встревоженными глазами. Он провел рукой по подбородку и обнаружил светло-золотую щетину. Ему позарез нужны были хорошие новости.
Его желание исполнилось, когда он вернулся в палату. По дороге он позвонил Фионе. Трубку снял Дэвид. Он сообщил Райфу, что Фиона долго не могла заснуть, лишь около шести утра прикорнула в кресле. Он сам, как и Райф, провел долгую ночь без сна. Стресс выбил его из колеи.
Когда невролог объявил Райфу, что, судя по результатам анализов, тревожиться не о чем, Райф в полной мере постиг, что значит благодарность. Его охватило невероятное облегчение, будто огромный камень свалился с его души. Он вернулся к телефону и перезвонил Фионе. Трубку взяла она сама. Она говорила едва различимым шепотом, но стоило ей услышать радостное известие, как к ней вернулась прежняя живость.
— Слава богу. — Ее звонкий голос, вибрируя, летел по проводам. — Я так боялась. Мы все были потрясены случившейся трагедией. И ты тоже, мой дорогой Райф. Я знаю, Элли любит тебя.
Райф повесил трубку и покачал головой. Да, Элли любила его по-своему. Они никогда не забудут детские годы, проведенные вместе, и их романтическую юношескую любовь. Но когда Элли оправится, когда к ней вернутся силы и уверенность, она вновь займется своей карьерой и, уж конечно, не откажется от съемок в кино. По крайней мере, Мэт Харпер больше не сможет ей навредить. Даже если тот волосок принадлежал не Харперу, ему будет нелегко кого-либо убедить в честности своих намерений.