Кейси снова прижимается ко мне, глядя на меня безумными глазами.
— Знаю, ты сказал…
— Похер на то, что я сказал, — рычу я, притянув ее к своей груди, отчаянно нуждаясь в этой связи.
— О, слава Богу! — Кейси прижимается ко мне, и я отворачиваюсь от повеявшего снаружи холода. Она обхватывает меня за шею. — И что теперь?
Мое сердце колотится, пальцами впиваются ей в спину. Я целую Кейси, мой язык скользит по ее языку. Вот что будет дальше. Нам не нужны слова. Я тащу ее к своей кровати, запираю дверь и кладу Кейси на кровать. Она смеется мне в губы, пока я стягиваю с себя треники, а с нее леггинсы. Она сбрасывает свою кофту, ну, и мою.
— Ты взяла мою рубашку?
Она ухмыляется.
— Я еще украла пару треников и фланель.
— Ты маленькая воришка.
— Нет, это ты, — шепчет Кейси и, расстегнув лифчик, отбрасывает его в сторону. — Ты украл мое сердце.
— Тогда мы квиты, потому что ты держишь в плену мое.
Я беру в руку свой член и скольжу им по ее клитору.
Член касается заветного колечка, и Кейси стонет, опалив дыханием мое лицо.
— Я скучала по тебе.
Я скольжу в ней, вхожу и выхожу, идеальный ритм, заданный нашей бешеной потребностью друг в друге.
Закрыв глаза, Кейси откидывает голову на подушку, и ее дыхание сбивается.
— Я люблю тебя, Бэррон.
Это такое переполняющее чувство — снова слышать эти слова и знать, что они имеют гораздо больший вес, чем, когда я впервые услышал их от девушки.
Внутри меня нарастает давление, и мы вместе, медленно, достигаем пика. Все еще нависая над ней, я заправляю ей за ухо прядь волос, целую в лоб, бормочу «Я люблю тебя», и это чистая правда. Не знаю, как это случилось и почему так быстро, но я влюбился.
— Во сколько встают девочки? — спрашивает Кейси, расхаживая по кухне с чашкой кофе в руке.
— Скоро, — ухмыляюсь я, зная, почему она спрашивает. — Ты можешь пойти и разбудить их. Уверена, они будут рады тебя видеть.
Она устремляет свой взгляд на меня.
— О, слава Богу.
Вздыхает Кейси, ставя свою чашку на стол.
Она бросается за угол и бежит по коридору. Не проходит и тридцати секунд, как я слышу крики девочек:
— Кейси!
Сев первой выходит из их комнаты, улыбаясь, с одеялом в одной руке и книгой заклинаний в другой. Бросив и то, и другое на диван, она забирается ко мне на колени.
— Привет, малышка, — шепчу я, целуя Сев в лоб.
— У меня от них голова болит, — говорит она мне, закатывая глаза.
— Ты рада, что Кейси вернулась?
Сев поднимает взгляд на меня, ее улыбка становится немного ярче.
— Мне нравится моя мама.
Я ее не поправляю. Знаю, что должен, но единственное, что крутится у меня в голове, это «мне тоже, малышка». Мне тоже.
38
Я… обрела покой.
КЕЙСИ
Моё празднование Нового года — это всегда шикарные вечеринки, неудобные платья, от которых везде чешется, и никаких поцелуев в полночь. Я беру свои слова обратно. Когда мне было семнадцать, в канун Нового года меня поцеловала девушка. На ней не было вишневой помады, и мне это не понравилось. Кэти Перри была не права.
Но в этот Новый год я смотрю на костер высотой в пятьдесят футов, ем свой первый в жизни смор (прим. пер. Традиционный американский десерт, который дети готовят на костре во дворе или в летнем лагере в Северной Америке, Мексике и других странах, состоящий из поджаренных зефирок и плитки шоколада, зажатых между двумя «грэм — крекерами» таким образом, что горячий зефир плавит шоколад прежде, чем застыть, и склеивает крекеры) и пью виски из туристической кружки «Yeti», одетая во фланелевую рубашку. Как по мне, это совершенство.
Морган с Лилиан сидят на крышке багажника фургона, пьют текилу из фляжки и целуются. Приятно видеть, как она с ним счастлива.
Когда играет музыка в стиле кантри, а девочки танцуют, держа в руках бенгальские огни, я прислоняюсь к Бэррону, который сидит рядом со мной на импровизированной скамейке из пня. От него пахнет дымом и кожей, а у его поцелуев вкус воспоминаний. Я опускаю взгляд на свою чашку.
— Туристические чашки «Yeti» как будто несокрушимые. Охренительно крутые. Думаю, если кто-то в меня выстрелит, а я могу поднять эту чашку и отбить эту фигню. Все бы удивились: «Ого, да она Чудо-женщина. Какого хрена? А я бы сказала: «Нет, это моя «Yeti»».
Плечи Бэррона трясутся от смеха, и он прижимает меня к себе.