Наступал новый день. Мы с бабушкой опять дома одни. Управившись с домашними делами, она усаживалась на свою койку, застеленную стёганным, лоскутным одеялом. На стене над кроватью висел клеёнчатый коврик, на нём пышногрудая красавица расчёсывала длинные, чёрные волосы. На заднем плане по озеру плыли лебеди. Такие живописные коврики висели почти в каждом доме. Я пристраивалась поудобней рядышком с бабушкой и начинала расспрашивать её, от чего остался тот или иной лоскуток на одеяле. Что было из них когда-то сшито. Если бабушка была чем-то расстроена, то она ну никак не могла вспомнить от чего они остались. В хорошем настроении, поглаживая сухонькой рукой одеяло, бабушка легко припоминала, что этот лоскут от её юбки остался, а вот этот, в цветочек, от Нинкиной кофты. А тот, полосатый, это от наволочек… Когда все лоскутки были перечислены, я начинала приставать с просьбой, рассказать «про раньше». Бабушка наотрез отказывалась и тогда я шла на уловки. С невинным лицом спрашивала: «Ба-аб, а раньше таким же веретеном пряли? А суп в такой же кастрюле варили? Баб, а диван у вас был?» И включатель срабатывал! Веретено было другое, крутили ногой прялку. Прясть учили чуть ли не с младенчества. Щи варили в русской печи в чугунке. Не было никаких диванов, а были лавки, да полати. И пошло-поехало, только слушай. И я слушала, а бабушка говорила и говорила… Как-то, увлёкшись воспоминаниями, она не заметила, как искрошила чуть не всю булку себе в тарелку с супом! Хоть она и сделала вид, что рассердилась на меня, но мы потом долго с ней смеялись!
Помню, один рассказ из её молодости. Давно дело было. Как-то после жатвы, возвращались девки полями домой. Шли усталые, тихо переговариваясь и вдруг разом умокли. Переглянулись, глаза у всех круглые от испуга! Что это?! Несётся по над житом человек, а может и не человек вовсе! На голове башлык, лица не видно. Попадали девки на колени, крестятся. Летит дьявол над рожью, ногами земли не касаясь и руки перед собой выставил. Видно упасть боится. Взмолились: «Спаси, Господи!» И пронёсся дьявол мимо, не заметил вроде. Страх не даёт девкам с колен подняться, а ну как возвернётся! Но нет, не видно, улетел. Подхватились, и ну бегом в деревню. Так моя бабушка впервые увидела велосипедиста. Из-за высоких хлебов велосипед не видно было. Диковинный велосипед уже потом разглядели, когда в деревню прибежали.
Переселенцы из Тамбовской губернии
От бабушки Поли я узнала, что родом она из Тамбовской губернии, из села Дмитриевщина. В Сибирь бабушкину семью переселили предположительно 1922 году. Бабушка рассказывала, как её отец Михаил Дементьевич Гордеев, усадил всех детей на подводу и ей, как самой старшей, сунули на колени самого младшего. Моя бабушка Пелагея, родилась ещё в позапрошлом веке 15 октября 1894 года. Потом Прасковья, Николай, Матрёна, Павел и младшая Авдотья – этих помню даже я, но были те, кто не вынес долгого пути. «Была весна. Ехали в теплушках, дети шибко хворые были. Кто был справный, тот оклемался, а квёлые померли» – рассказывала бабушка. Переселенцев из Тамбовской губернии было много. Братья Гордеевы – Михаил и Павел, со своими многочисленными семьями. Семьи Севостьяновых, Мясниковых и много других.
На фото – моя бабушка – Ракузо Пелагея Михайловна и я. Сзади нас этажерка, на верхней полке часы, привезенные папой из Москвы. Ниже, на полочке, виднеется флакон, очень популярного в то время, одеколона «Кармен». Рядом на стене мамина вышивка, жаль плохо видно.
В Сибирь поезд шёл долго. Наконец приехали. Вылезли из теплушек, а вокруг глухая Сибирская тайга и три барака… Людей поселили в этих бараках. Отлучаться никуда не разрешалось. Всех переселенцев заставили работать на железной дороге. Это уж потом большая семья Гордеевых переселится на станцию Хопкино. Здесь бабушка выйдет замуж и здесь родится наш отец. Со временем все бабушкины родственники разъедутся по ближайшим городам – в Юргу, Яшкино, Тайгу. На сегодняшний день в Хопкино из Гордеевых никого не осталось. Только те, что лежат на погосте. В том числе наш прадед Гордеев Михаил Дементьевич и дед Ракузо Винидикт Яковлевич.
Нелегко пришлось крестьянам Тамбовской губернии. После установления Советской властью продразвёрстки, случился Антоновский бунт против большевиков. Крестьянское восстание жестоко подавили и репрессиям подверглись 50 тысяч человек. В Сибирь потянулись составы из теплушек переполненных вынужденными переселенцами.
У меня комок в горле стоял, когда бабушка рассказывала о продотрядах. Очень они смахивали на бандитов. Выгребали всё подчистую, уводили со двора последний скот. Тех, кто пытался сопротивляться или прятать зерно и скот, могли расстрелять на месте.