Жемчужина следила за капитаном с весёлым любопытством. Джек хоть и бросил на неё беглый, — но натренированный — взгляд, понять её состояние души или истинные эмоции не смог. Она была спокойна — внутри или же только снаружи? — несмотря на царившие на корабле беспорядки. Хранительница сидела, подобрав под себя ноги, опустив глаза и слегка покачиваясь точно в такт шепчущим за бортом волнам. Негромкие разговоры разгоняли карцерную тоску, довольные глаза капитана, переливающиеся непоколебимой уверенностью в хорошем исходе, и вовсе рассеивали мрак заточения. Кэп натужно старался сосредоточиться на задорном бульканье рома, но, казалось, лишь громче слышал её голос. Жемчужина пела. Давно позабытые песни, что подбирали исключительно под скрип корабельных досок и шум моря. Красивые и печальные. И Джеку в голову лезли непрошенные воспоминания. А Жемчужина, периодически скользя якобы невидящим взглядом по своему сокамернику, ловила себя на совершенно новых и даже странных мыслях.
— Стало быть, — заговорил Джек, наполовину опустошив бутылку, — ты становишься человеком? — Это откровение далось ему, на удивление, легко, и кэп не озаботился последствиями. Шоколадные глаза, блестящие ромом и пытливым взглядом, замерли на Жемчужине.
Её беззаботный взгляд мгновенно померк. Фигура заметно сжалась, сгорбилась. Вместо ответа она лишь кивнула. Воробей многозначительно хмыкнул и за очередным глотком разочарованно вздохнул. Жемчужина подняла на него бездонные глаза и смотрела долго и неотрывно; её пальцы задумчиво перебирали край платья. В иной раз Джеку бы стало не по себе от такого взгляда, сейчас же он лишь прищурил глаза, пытаясь угадать, над чем же она размышляет. Она умудрялась о важных вещах заявлять как бы за между прочим и, напротив, о безделушках и глупостях говорить как об истинных откровениях.
— Мне страшно, — призналась хранительница.
Пират передёрнул усами.
— Страшно? Быть человеком?
Жемчужина опустила голову.
— Да. Ведь… — И тут она заговорила быстро, сбивчиво, часто и взволновано дыша. Чёрные глаза суетливо носились по карцеру, плечи приподнялись, придавая её смятению милые черты. — Ведь весь… этот мир… Твой мир, человеческий… Он такой другой! Со мною… что-то происходит. Мысли путаются… Раньше всё было кристально ясно и понятно. Я знала всё. А теперь… столько вопросов… столько… всего! И оно не отступает! Я не могу сбежать! Это… повсюду! Я словно бы уже и не я, словно бы и себе не принадлежу!
Джек Воробей большим и указательным пальцем провёл по усам и неспешно поднял на неё терпеливый взгляд ментора.
— Что ж, моя дорогая, — весомо заключил он, — это значит «чувствовать». — А затем заметил: — Не назвал бы это таким уж плюсом человеческого бытия…
— Чувствовать? — мрачно повторила Жемчужина, будто пробуя слово на вкус. — Совсем не похоже на то, что было раньше… — Её голос боязливо дрогнул. Это лишь начало нового пути, и оно уже вызвало столько смятения. Что же будет дальше? Только хуже. Когда она была духом корабля, понятие «чувствовать» определялось скорее разумом, отлаженным механизмом её природы, но никак не тайными, неподвластными и зачастую непонятными желаниями.
Джек удивительно легко поднялся и подсел ближе к ней, так что оба они оказались в тени фонаря.
— Я не хочу чувствовать, — закачала головой Жемчужина, и в голосе её прозвучало поистине детское упрямство. — Чувства лишь затуманивают разум, заставляют совершать поступки, о которых потом приходится жалеть.
Кэп улыбнулся едва заметно. Её вспыльчивая выходка стоила ему — пусть и временно — капитанства, но, вспоминая вновь и вновь то утро, Джек неизменно оставался доволен произведённым на команду впечатлением. Но Жемчужину, похоже, грызла вина.
— Ну, — он повёл рукой, — лучше жалеть о сделанном, чем о том, чего не сделал. Смекаешь? — Ром прочно обосновался в пиратском теле и душе, подталкивая внутреннее «Я» на тропу долгих и витиеватых философских речей. Речей, что обыкновенно завораживали Джековых компаньонок. — Да и к тому же на свете есть множество иных, прекрасных чувств! — рассудил Воробей, салютуя бутылкой. — Триумф, радость, счастье… — Его глаза съехали в сторону хранительницы. — Любовь, — произнёс кэп с обольстительным придыханием. Жемчужина глядела на него широко открытыми глазами, и теперь царившая в них тьма вовсе перестала настораживать Джека. Жемчужина словно бы ждала объяснений, как заинтригованный ученик ждёт продолжения рассказа учителя. — Если хочешь, я мог бы рассказать подробнее, чтобы ты перестала бояться? — медленно выговаривая слова и делая краткие паузы, предложил Джек. Лукавых искр в его глазах Жемчужина не замечала.
— Расскажи, — произнесла она, задумавшись, — про… любовь.
Пират расплылся в чарующей и вместе с тем победной улыбке. Хмель уверенно захватил бразды правления рассудком. Гиббс, что вполглаза наблюдал за ними, едва слышно цыкнул.
— О, это секрет, — зашептал Воробей, склоняясь ближе, — многие тратят всю жизнь, чтобы познать этот дар, другим же и вовсе не дано раскрыть тайну этого волшебного чувства. Потому говорить об этом надо так, чтобы никто не услышал…
Жемчужина с готовностью подалась навстречу, внимая каждому его слову. Расстояние между ними исчезло. Джек осторожно коснулся её запястья. Его горячее дыхание скользнуло по белоснежной коже, а хранительница замерла, не сводя с капитана глаз. Воробей прошёлся пальцами по её руке, что оказалась холоднее, чем он думал. Его усы дрогнули, губы уже готовы были коснуться нежных девичьих уст, как поцелуй встретился с ладонью. Жемчужина вскочила, мигом оказалась в противоположном углу. Неудачливый кавалер вскинул голову, поспешил неуклюже подняться, но едва попытался приблизиться, она предупреждающе выставила руки пред собой. В глазах, помимо огней, отражался испуг и частый бег сердца. «Что?!» — жестом спросил пират, поднимая плечи.
— Нет, нет, нет, — Жемчужина качало головой, спиной вжимаясь в решётку, — так нельзя. Это неправильно, — выдавила она, проглотив комок.
Джек замер и подозрительно прищурился. В отличие от гласа рассудка, пиратская чуйка ему не изменяла.
— В чём дело?
Жемчужина никак не решалась глядеть ему в глаза.
— Я ведь… не совсем человек: кто знает, что произойдёт, — неловко оправдалась она.
— Правда? — усомнился Воробей.
Хранительница обиженно вскинула подбородок.
— Я бы не посмела тебя обманывать, мой капитан. — И голос её едва заметно дрогнул.
========== -7- ==========
Только трусы постоянно думают о смерти, и только идиоты её не боятся. Такого мнения придерживался капитан Джек Воробей. Именно поэтому редкая авантюра могла вызвать в нём панические отзывы и стать миссией из разряда невыполнимых. И именно поэтому Джек стал тем, кем стал — дерзким и удачливым пиратом, известным не только своей живучестью, но и способностью ловко выпорхнуть из самых цепких объятий. Тут, правда, мнения обывателей расходились. Одни предпочитали полагать, что этими качествами Джек обязан исключительно самому Дьяволу, которому продал бесценную душу чуть ли не в младенческом возрасте. Другие же и вовсе считали, что все приключения пирата — чушь да выдумки, в коих правды и не наскребёшь. Странные ребята, не так ли?
Всё же в какой-то момент Судьба решила поставить своему любимчику подножку. И вышла она весьма жуткой, грязной, осклизлой и вонючей…
Джек резко пришёл в себя, хватанув воздух, как выброшенная на берег рыба. Тело непроизвольно сковала судорога. Жаркое, но тусклое солнце светило в левый капитанский глаз. Пират зажмурился. Он абсолютно не помнил, что произошло после того, как самоотверженно ринулся в пасть зверюги с саблей наголо, что к счастью. Тщательно ощупав себя и не найдя недостающих конечностей, Воробей перевалился на бок и только потом поднялся на замлевшие ноги.
— Слишком просторно для гроба, — подметил кэп, оглядывая полутёмный трюм. Трюм собственного корабля. Слева громоздились стены ящиков, за ними проступали силуэты клеток, где привычно дремали куры. На месте сохранились даже бочонки рома. Узкий луч солнца проскальзывал в крохотную щель почти у самой палубы. На его дорожке кружились пылинки, лениво оседая на палубу. — Не очень похоже на ад, — задумчиво протянул пират.