— Твой разум сыграл с тобой злую шутку, мой капитан, — мягко проговорила Жемчужина, скользнув взглядом к опущенной руке с мушкетом.
— Чушь. — Капитан Воробей не привык сдаваться. Глянув, как по дорогим перстням скользят солнечные блики, он поднял голову. — Это всё твои игры. — Мушкет вновь смотрел на неё в упор. — Убирайся. — Жемчужина вздрогнула. Секундная слабость едва не заставила её отступить.
— Возьми себя в руки, Джек! — с мольбой в голосе воскликнула она. — Приди же в себя!
— Я как раз этим и занят, — злобно процедил тот.
Жемчужина видела по глазам, что её капитан, каким она знала его прежде, проиграл неравный бой с пытками Тайника. Теперь наружу пыталась выбраться искажённая, израненная часть Джека Воробья, та, что, возможно, всю его жизнь скрывалась в тёмных уголках души и питалась отголосками потерь и оскорблений. Нет хуже пытки, чем встретиться с самим собой. Жемчужине вспомнились недавние слова, когда она отговаривала пирата вновь отправляться на поиски выхода: «Твои самые жуткие кошмары станут явью, и одиночество — вскоре перестанет быть худшим из них». Вся жизнь Джека — это море, корабли и множество команд, что зачастую заменяли семью. Хоть сам он никогда в подобном не признавался. И, оказавшись здесь, в пыточной камере, из которой не существует выхода, Джек Воробей не был готов сдаться. Но, чтобы найти выход из безвыходного положения, нужны верные люди — его команда. Именно её Джек Воробей противопоставил одиночеству Тайника Дэйви Джонса. Жемчужина понимала, что такая защита лишь усугубит дело. Джек неминуемо лишится разума. Но… стоит ли возвращать его в жестокую реальность? Ради чего? Для чего сохранять чистое сознание, не лучше ли предаться сладостному плену воображения? Логичные рассуждения, которым обыкновенно следовала хранительница корабля, изменили ей. Идя на поводу неведомого порыва, Жемчужина решила не сдаваться, не бросать Джека наедине с самим собой. Ведь ещё не поздно. Что-то говорило ей, что она обязана это сделать. Даже, если это будет слишком жестоко.
— Ты мёртв, Джек Воробей, — произнесла она вкрадчиво. Пирата охватила оторопь. Оружие дрогнуло. — Удача изменила тебе. Ты погиб. Погиб в зловонной, пропитанной запахом смерти и усеянной тысячами клыков пасти чудовища. — Чёрные глаза в упор посмотрели на кэпа. — Кракена. — Джек вздрогнул всем телом. Его ус нервно дёрнулся. Жуткие воспоминания протянули к нему длинные руки с липкими пальцами из самых глубин памяти.
— Убирайся! — прикрикнул Воробей, тряхнув головой. — Живо! — Он мог бы выстрелить, но словно что-то мешало сделать это.
— Нет! — Жемчужина сжала кулаки. — Я никуда не уйду! Я шагнула с тобой в пасть Кракена! Ты помнишь! — Джек отчаянно качал головой. — Помнишь! И я никуда, никуда не уйду! Прекрати тешить себя иллюзиями! Ты здесь совершенно один! — Звенящий голос девы сорвался в крик.
— Довольно! — Жемчужина вздрогнула всем телом, ибо никогда не слышала подобного голоса. Капитан Воробей замер, буравя её невидящим взглядом. Если бы время существовало, то прошло бы несколько минут. — Нет выхода, говоришь? — с грустной улыбкой обратился он к Жемчужине. Рука с мушкетом неспешно поднялась, и дуло упёрлось в висок.
— Джек, прекрати, — нарочито спокойно проговорила дух. — Пуля не поможет спастись от самого себя. — Она смотрела пирату в глаза. Его взгляд был ясен и вполне решителен.
У неё было лишь мгновение. Что будет дальше? Станет ли хуже? Есть ли у этого ада иные круги? Она не знала. Лишь одна истина кристально чисто звучала в её разуме: его надо остановить. Рванувшись с места, Жемчужина подскочила к Джеку и, легко вцепившись в его запястье, отвела руку с оружием. И в следующий миг — поцеловала.
За всю бесконечно долгую жизнь это был её первый поцелуй. Прежде дух никогда не заботили подобные вещи, и за людскими отношениями она наблюдала без излишнего интереса. Но в Тайнике многое оказалось не таким, как прежде. Ей двигал порыв… Чувств? Это невозможно. И всё же дева повиновалась, как в тот раз, когда шагнула в пасть чудовища вслед за своим капитаном. В тот миг, когда её губы коснулись обветренных и слегка сладко-горьких от рома шершавых губ пирата, бездонно-чёрные глаза широко распахнулись. Края бархатного веера ресниц вспыхнули в свете солнца. Жемчужина всё ещё сжимала запястье Джека, но это последнее, что связывало с реальностью. Она попала во власть мощнейшей силы, охватившей всё её сознание. И эта сила могучим потоком заполняла её нутро, её несуществующую душу. Казалось, грудь вот-вот разорвёт от переизбытка… чувств? Из глаз заструились слезы — живые, настоящие, полные страха и радости, боли и счастья. Всё, что хранительница знала прежде, что прежде существовало, отошло на второй план. Она словно потерялась, а затем вновь обрела себя. Эта сила заставляла её дрожать до кончиков пальцев. Жемчужина поняла — ей не выдержать. Вскрикнув, она отскочила назад. Голова пошла кругом. И спиной девушка натолкнулась на раскалённую колонну мачты.
Джек, которого дева непроизвольно толкнула, попятился назад. Под сапогами оказались ступени трапа. Не удержавшись, сделав попытку ухватиться за воздух, пират рухнул навзничь.
Жемчужина была не в силах двинуться. Беспрерывно по её щекам струились хрустальные слезы.
Более за всё проведённое в заключении время Джек Воробей ни разу не видел Жемчужину. Хотя она постоянно была рядом.
Комментарий к -7-
А спонсор данной главы Really Slow Motion - The Eternal Rest of a Ronin.
========== -8- ==========
Близилась ночь. Темнота в карцере уплотнилась, а мерное покачивание фонаря баюкало заключённых не хуже колыбельной. Корабль переваливался по гребням волн, порой резко заваливаясь на борт по воле набирающего силу ветра. Пленников качка не беспокоила, только усилившийся запах сырости свербел в носу.
Единственная девушка среди пленных пиратов скромно сидела у границы света фонаря, обняв колени. Напротив мирно посапывал капитан Воробей, быстро разделавшийся с порцией рома. Жемчужина не сводила с него блестящих улыбкой глаз, но грудь её сдавливали рыдания: ощущение совершенно диковинное, непонятное, не дающее покоя. Пока новая реальность куда больше пугала, чем восхищала. Жемчужина помнила всё — от запаха первого бриза до воодушевляющих речей капитана. Раньше ей удавалось листать воспоминания, как книгу, принимать как должное и не придавать им значения больше, чем необходимо. Теперь память сыграла с ней злую шутку, взвалив на плечи груз множества пережитых историй, — и не у каждой из них был счастливый конец. Воспоминания будоражили, радовали и пугали, и Жемчужина никак не могла понять, почему то, чего уже не изменить, имеет такую власть над ней, почему остаётся важным даже сейчас, в момент опасности. Блуждая в лабиринтах прошлого, она каждый раз — будто и нет другого пути — возвращалась в Долину Возмездия. Она не была уверена, что поступила правильно. Теперь она ни в чём не была уверена… Разве что только в том, что превращение в человека назначено ей в наказание за отступничество, и кара эта не так легка, как кажется.
Джек Воробей ни разу не обмолвился о Тайнике. То ли не помнил, то ли запретил себе вспоминать. А Жемчужина помнила всё до мельчайших подробностей, хотела и боялась заговорить. Боялась услышать то, за что корила себя, услышать признание её вины от Джека. Эгоизм? Так это определяли люди? Капитан Воробей никогда не причислял себя к эгоистам, хотя зачастую руководствовался отнюдь не благородными принципами, и Жемчужина считала это абсолютно нормальным. Быть может, потому что тогда единственно важным для неё был корабль, суть её существования, парусник, что она готова была оберегать любой ценой. Как и Джек готов был внести любую плату за собственную жизнь. Но с течением времени жизненное кредо пирата претерпело изменения. Перестала быть прежней и хранительница «Чёрной Жемчужины». Конечно, капитан Джек Воробей никому не готов был сознаться, что его может волновать что-то или кто-то помимо себя любимого и стоящей выгоды: наоборот, при удобном случае старался напомнить, что он пират и бесчестный малый — да только увиденное запоминалось куда лучше бахвальных речей. Жемчужина помнила, как Элизабет Суонн как-то обронила: «Потому что ты добряк». Джек не соглашался, всей душой старался отторгнуть этот совершенно неподходящий, как ему думалось, ярлык. А потом — вернулся. В самый непредсказуемый момент. Сам капитан Воробей до конца не понимал, что заставило его развернуть шлюпку, ведь чувство стыда и глас совести такие чужеродные вещи для бесчестного разбойника. А Жемчужина, вспоминая момент яростной схватки с кракеном, могла лишь предполагать… Тогда она совершенно не понимала себя: разум твердил, что Джек сбежал к лучшему, а сердце, которого у неё и быть-то не должно, отчаянно звало его. Так что, если Джек Воробей, невидимыми нитями привязанный к своему кораблю, услышал этот зов? Что, если именно это заставило его свернуть навстречу смерти? Что, если в решающий момент, когда должна была исполнить своё предназначение, она поддалась страху и именно она, сама того не ведая, обрекла на муки своего капитана?