Куроки нахмурился. Он должен радоваться и быть преисполненным вдохновением от ожидания встречи с Анной, но что-то внутри ныло. Неужели совесть? Обиженное лицо Соры снова предстало перед взором. Почему он так уверен, что она его не бросит? Вдруг это была последняя капля для ее хрупкого любящего сердца? Что бы он сделал на ее месте? Бросил. Разорвал все бы связи. А она? Она постоянно дает ему второй шанс. В надежде на что? Что станет принцессой Упонии? Разве это того стоит? А если не Сора, то кто? Кто сможет его рассмешить? Мягко сделать замечание? Простить, наконец, ту холодность и невнимание? Да она сам настолько привык к Соре, что уже и не помнит когда был по – настоящему одинок.
– Мне так жаль, – она старается не заплакать. – Но ведь это государственные дела…
А еще если бы не газеты, мои бы родители не верили, что я встречаюсь с тобой. Почему ты так жесток со мной?
– Как же мне с тобой повезло, – Куроки поцеловал ее в лоб и посмотрел прямо в глаза. – Ты просто сокровище.
Сора смущенно улыбнулась, хотя в глубине души таила слезы. Он не знает, как она будет оправдываться перед родителями, что после запрется в своей квартире, откроет бутылку вина и, подпевая радио, допьет ее до дна, радуясь тому, что ее семья немного обеспеченная и может позволить ей отдельную квартиру. Почему она все это терпит? Потому что любит.
Стюардесса подошла к принцу и осторожно разбудила, сообщив, что самолет скоро будет заходить на посадку.
– Спасибо, – автоматически улыбнулся Куроки и потер глаза. Ему снилась Анна, что смеясь, играла в шахматы с Сорой. Странный сон. Нужно что-нибудь купить Соре. Ей будет приятно и может на его душе станет менее гадко? Господи, насколько же он наивен и эгоистичен.
Глава 4
Аэропорт «Хитроу» провожал ее протяжным воем взлетающих в тусклое небо самолетов.
– По – моему, это самое банально прощание, которое мы могли придумать, – Анна поправила воротник черного пальто Куроки и украдкой посмотрела по сторонам. Она наконец-то начала осознавать, что играет не в ту игру: они уже разговаривали с Хезер о невозможности хеппи – энда, но все же надежда эта глупая и странная надежда почему-то не хотела покидать уголок ее сердца. Девушка снова посмотрела по сторонам, правда, улыбаясь, той мысли, что она переживает из – за него – его родители явно не схожи с Альбертом, они не станут снисходительно качать головой глядя на безумства своего чада. Эта огласка, эта личная жизнь напоказ, эта красивая девушка, что ждет его в Упонии, ее не волновали. И это была чистая правда. Ее интересовал конкретный человек, и остальное переходило на второй план. Она ужасно глупа или просто влюблена?
Ей внезапно захотелось, чтобы он ее поцеловал. С одной стороны такой странный и резкий порыв, а с другой совершенно искренний и естественный. Милые юноши сопровождали ее на вечерах, но никто даже не смел думать касаться губами ее щеки. Все происходило по правилам, озвученным Хезер: невесомый поцелуй руки, предложить свою руку как опору, пиджак, осторожно поправить подол платья и все. Дальше проходила невидимая граница, которую все ощущали. Тут же обоюдный интерес раскалял обоих – возможно они оба хотели узнать до чего они смогут дойти. Как же сложно идти по этому тонкому лезвию.
Куроки взял ее лицо в свои руки и легонько поцеловал в лоб, полностью повторяя один из моментов – клише многочисленных фильмах. Волшебно, сказочно и скромно. Жаль, сказки так быстро заканчиваются. Он отстранился и увидел ее закрытые глаза и немного наивное выражение лица. Забавное, но почему-то щемящее сердце. Может потому что это все искренне?
– Я от сей мелодраматичности сейчас умру, – тихо произнесла Анна и глупо хихикнув, уткнулась носом в застегнутое наглухо пальто юноши. Ей было немного стыдно за произошедшее, она должна была держать себя в руках, ведь прекрасно понимала, что с каждой минутой все больше влюбляется в данного человека. А дальше будет больнее и виновата будет лишь она сама. Но сейчас, стоя почти посреди зала ожидания, она ничего иного не придумала, как резко приподняв голову, поцеловать Куроки в его заостренный подбородок, а затем словно заправская химчистка стирать следы своего тонального крема с его черной одежды. А еще хотелось улыбаться, да так чтобы болели щеки.