– Я уверен, они уже давно о нас знают, – Саша легко щелкнул по кончику носа Сакуры. В этот последний мартовский день они наслаждались общество друг друга в одном из кафе Златы. Совсем недалеко бурлила жизнь и Квитка – район зазывал войти в метро, а они словно школьники сидели у витрины и ели мороженное из одной чаши. Сакура выбралась на пару дней из Белфаста, где писала свою выпускную магистерскую работу.
– Так почему за все эти дни мы не получили ни одной ехидной весточки? – девушка подцепила вишенку и жадно ее съела, зная как их любит Саша.
– Насчет Куроки не знаю, а вот почему Аня мне не парит мозг, это и ежу понятно – юноша засунул полную ложку мороженного в рот, никак не отреагировав на вызов спутницы. – Для нее сейчас главное – это ребенок. Знала бы ты как она рада. Мама говорит, что после того как родиться малыш Аня обеспечит этого врача до конца жизни. Она еще и салют пускала, правда придумала другой повод. Чтобы не сглазить.
– Ты рад за нее, – Сакура без стеснения рассматривала этого светловолосого юнца, иногда напоминавшего ей молодого ДиКаприо. Разве что нос был картошкой, но ведь это поправимо.
– Я безумно счастлив, – раскованно улыбнулся Саша. – Ты просто не знаешь, сколько насколько этот ребенок будет желанным. Сколько любви ему будет подарено.
– И вырастет он избалованным эгоистичным ловеласом, – фыркнула девушка, чуть стукнув его по колену.
– У него будет строгий, но справедливый дядя Саша, – он пододвинулся к ней и поцеловал в щеку, оставив на месте поцелуя холодный след от губ. Просто ему было двадцать один, а ей двадцать три и жизнь только начиналась, словно рассвет над океаном, полный ожидания и надежд. Все и должно было так случиться: подстегиваемые юностью, характером и опытом своих старших они чисто инстинктивно двигались навстречу друг к другу, вот только смогут ли они удержаться на этом довольно хрупком плоту?
– Как думаешь, они до сих пор любят друг друга? – спросила Сакура в одном из последних разговоров по телефону.
– Не знаю, – неуверенно пожал пустоте головой Саша. Он не любил разговоры на эту тему. – Я знаю, что Анна любит Виктора. Это видно даже по отношению к нему. Но иногда, как бы мне не хотел этого замечать, она становиться совсем другой. Замыкается в себе, что-то пишет, молчит и ходит по дому. А потом раз и она снова верная и любящая жена.
– А мне кажется, они все еще влюблены друг в друга, – хоть Сакура уже и не верила в «одну любовь на всю жизнь», но ей так хотелось видеть этот сценарий в жизни своего брата. Так бессмысленно и глупо. – Они просто принимают все как должное и не сбрасываются со скалы, когда в голову стукнет очередной приступ любви. Хотела бы я так.
– Поверь, – усмехнулся Саша, присаживаясь на подоконник и наблюдая как над Златой – рекой рождается рассвет. – Лучше уж сразу в омут, нежели томиться в собственном соку.
– Ну, вот я есть захотела! – возмущенный голос на другом конце провода заставил его рассмеяться. – Я не хочу томления. Любовь – должна быть вспышкой. И не важно, будет ли потом больно или хорошо.
20.04.2007
Ты просто чудесно выглядишь на последних фотографиях, поверь мне – этот внутренний свет, что освещает все вокруг, и я не понимаю, как остальные еще не догадались.
Иногда меня переполняет желание прилететь к тебе и с криком сжать тебя в объятьях. Моя милая, красивая.
Я сам не знаю, почему пишу эти строки. Сумасшествие. А может я просто соскучился по тебе. Ты отдалилась в последнее время, но теперь я понимаю, почему и безумно счастлив за тебя и Виктора.
Ты заслужила это. Ты и Виктор будете потрясающими родителями. Мы с Сорой в этом уверены.
С любовью, К.
Он вспомнил май 2000 года, тихие закоулки Рима и их, что не знали итальянского и блуждали по городу в поисках знакомых фраз. Неделя – словно маленькая жизнь, прожитая кем-то иным сотни лет назад.
– Я и так постоянно хожу в утягивающем белье! – возмущенная Анна отодвинула заказанную Куроки огромную тарелку со спагетти. Он лишь усмехнулся: для него, пока что глупого и неразумного, эта девушка призрак – друг, что так неожиданно и вероломно возникла в его жизни. Куроки просто ничего не мог с этим поделать – его тянуло к ней, как ко всему неизведанному.
– Итальянцы любят больших женщин, – засмеявшись Куроки, окинул княжну взглядом. Почему-то он не замечал ее постоянно втянутый живот и завистливых взгляд в сторону худеньких девушек. Для этого упонца она была такой, как и должна быть: среднего роста и чистого веса в шестьдесят девять килограмм. И если бы его попросили описать ее, то он был начал с карих глаз с вкраплениями не то зеленого, не то голубого; чуть вздернутого носа картошкой (это в следующем году она согласиться на ринопластику, когда ее постоянный насморк наконец-то доконает дворцового врача); уже были кое – где мелкие морщинки и парочка едва заметных веснушек. И каштановые (по большей части времени) волосы с постоянно отрастающей челкой. А в остальном Куроки не было дела, он подобно ассексуалу, не смотрел ниже головы.