Решили проверить и обнаружили в станках наждачный песок.
«Какой подлец мог это сделать?» — ломал я голову над рассказом брата.
…Максим Петрович созвал классное собрание по поводу предстоящих экзаменов. «Выпускных!» — подчеркивали ребята. Я пришел в класс довольно рано и стоял у окна, ожидая, когда соберутся остальные. Вдруг сквозь открытую форточку до меня донеслись встревоженные голоса:
— Медвежонок! Медвежонок!
Уж не выбежал ли из юннатской мишка? Тоня говорила, что с наступлением весны наш таежник стал скучать. К тому же он вырос за зиму.
Я мигом выскочил на улицу. В самом деле, по палисаднику, неуклюже перебирая лапами, мчался наш байкальский мишка, а вдогонку ему улюлюкали и свистели мальчишки с забора. За медвежонком, шлепая по грязи, бежали сторожиха Матвеевна и какой-то долговязый парень в замасленной куртке.
Я сразу узнал его. Перед глазами мелькнули заснеженные штабели кирпича у нефтяного склада и двое связанных парней. Один — вертлявый, боевой, другой — долговязый, мрачный. Антон. Я даже имя вспомнил. Но почему он здесь?
Не добежав нескольких шагов до медведя, Антон провалился ногой в яму, приготовленную под посадку дерева и заплывшую весенней жижей. Он упал, перепачкался, но сейчас же вскочил и продолжал погоню, и, когда мишка хотел перемахнуть через забор, парень ухватил его за ошейник. Я помог перевалить медвежонка через штакетник и затащить его в комнату юннатов.
— Ведь что за молодец парень-то! — приговаривала бледная от пережитого Матвеевна. — Не доведись его, убежал бы наш медведь. И как он ухитрился выскочить?
В юннатской стали собираться десятиклассники. Тоня сначала подбежала к медвежонку, погрозила ему пальцем, а потом, подойдя к молодому рабочему, пожала ему руку. Выпачканный в грязи, красный от смущения, Антон стоял, опустив голову, и мял в руках кепку.
— Мы, кажется, знакомы, Антон, — заговорил я. Парень приподнял голову.
— Да, вроде бы… Иду мимо, вижу — из окна медведь лезет. Школьный, думаю. В деревне-то жил, приходилось медведей ловить.
— А-а, ты, значит, из деревни на завод пришел? — спросила Тоня. По всему было видно, что ей хотелось вызвать Антона на откровенность.
— Батрачили мы с отцом, — угрюмо добавил парень. — Отец потом в колхоз вступил, а я вот сюда…
— А тот, второй, дружок-то твой? Семка, кажется? Он откуда?
У Антона сверкнули глаза. Напялив на голову кепку, он повернулся и пошел прочь. Вопрос остался без ответа.
Зайдя в класс и слушая Максима Петровича, я размышлял о случившемся. «Иду мимо», — сказал Антон. Может, не случайно шел он мимо?
— Думайте о своем будущем! — между тем говорил Максим Петрович. — Большая жизнь впереди у нас, у страны — готовьте себя к этой жизни!
Я знал, что Игорь и Филипп Романюк получили из вузов ответы на свои запросы. Им сообщали программы вступительных испытаний, описывались лаборатории, кабинеты, общежития. А что же я? Никуда не пишу, никого не запрашиваю.
Перед глазами встал цех. Станок Павла. Сыплющаяся из-под резца стружка. Дымящий махоркой Петрович, его слова: «А у тебя, Алексей, пойдет токарное дело!..» А Василий Лазарев, а инженер Чернышев? Почему же я должен бежать, словно одурелый медвежонок, от этих людей? В Сибирске нет индустриального института. Ну так что же? Павел сумел найти время учиться дома и, если бы не болезнь, уже заканчивал бы седьмой класс. Почему же не смогу работать и учиться я?
— Ты о чем, Лешка, задумался? — потянул меня за рукав Игорь. — Давай сходим после собрания в кино, мне так хочется с тобой поговорить.
— Зачем в кино? На завод пошли! — схватил я руку Игоря. — Пошли!
Я еще сам хорошо не знал, для чего мы должны были идти сейчас на завод, но мы должны быть там. Нет, не зря приходил Антон в школу, — именно приходил, а не очутился возле нее случайно. И, казалось, стоит только появиться нам с Игорем в цехе, как все станет ясным.
На завод нас не хотели пускать. После случая вредительства охрана строже относилась к пропускам, пришлось искать и просить главного конструктора Чернышева.
Так же, как и в те дни, когда шла наша работа над приспособлением, в цехе монотонно гудели станки, гулко катался над головами подъемный кран.
— Чего пожаловали? — удивился Лазарев.