Только сейчас Юлька поняла, как она устала. Все тело заполняла тяжесть, в голове стоял шум станка. Она осознала, что вокруг тишина, только когда медленно пошла по дороге и услышала свои шаги.
Юлька не заметила, как оказалась на перекрестке. Влево и вправо от него разлеталось шоссе. Днем оно всегда забито машинами, а сейчас пустынно. Гладкий асфальт местами еще не просох от недавно выпавшего дождя и влажно блестел. Шоссе убегало к городу. Громадный, размахнувший огни на полгоризонта, он своим заревом словно приподымал небо.
На большой скорости прошел наполненный светом автобус с немногими пассажирами.
Юлька знала, что в городе шоссе растворится в десятках асфальтовых речек и ручейков, а дальше дороги нет, там Амур. Но ей так захотелось, чтобы шоссе никогда не обрывалось, что даже показалось, будто она видит его и над могучей рекой и дальше, летящим через степи и Забайкальские горы, о которых совсем недавно говорили на уроке географии.
Юлька оглянулась на Хасановку, мимо которой только что прошла. Среди огней слободки светилась квадратами окон школа. Ее, Юлькина, школа, где сейчас, наверное, шел уже третий урок. Она не собиралась сегодня идти туда — днем было столько работы, что даже на мысли о школе не хватило сил.
Конечно, Жорка Бармашов прицепится, если узнает, что она пропустила еще пять уроков. На этот счет у него есть поручение секретаря комсомольского комитета Сени Лебедева. Да что Сеня Лебедев!..
После истории с фотографией Юлька старалась не замечать Жорку Бармашова. Но вскоре все забылось: на простодушного Жорку долго сердиться нельзя. Он был всего на год старше Юльки и учился в десятом классе. В неизменной вельветовой куртке с застежкой «молния», вечно взъерошенный, он был всегда чем-нибудь занят: выпускал «Горячую промывку», следил за доской Почета, подкрашивал бронзой рамки с фотографиями передовиков. Он не расставался с ФЭДом, и его прозвали Жоркой-корреспондентом.
Юлька немного постояла, раздумывая, и пошла обратно.
Освещенные окна школьного здания деловито и строго глядели в ночь. В окне нижнего этажа Юлька увидела Бондаренко. Бригадир ремонтников сидел ссутулившись над партой. Большой, с тугой бычьей шеей, с багровым лицом и седеющей щетиной на висках и подбородке, он всегда с трудом влезал на свое место. Сколько раз Юлька была на занятиях и все не могла привыкнуть к тому, что за школьными партами сидели взрослые люди…
Школьный коридор и каменная лестница на второй этаж осторожно и чутко повторили ее шаги. Она взглянула на школьные часы — заканчивался третий урок. Это должна быть алгебра… контрольная.
Юлька остановилась у двери, за которой слышался густой бас математика. Снова все стихло.
Без единой книжки и тетради, не имея с собой даже карандаша, стояла она и ждала, когда кончится урок. Первый порыв, приведший ее сюда, схлынул, она начинала испытывать неловкость и беспокойство, и ее старенькое бобриковое пальтишко, казавшееся на улице даже чересчур легким, мешало ей. Мешали руки — сбитые, с затвердевшей на пальцах кожей, темные от металлической пыли, с обломанными ногтями. Всего лишь час назад этими руками она сделала самое трудное — заточила недоступный ей прежде резец. А еще раньше эти руки держал в своих твердых шершавых ладонях Андрей…
«Ну чего я сюда явилась?» — с горечью подумала Юлька.
Затарахтел звонок, начали открываться двери. Из класса вышел математик и, скользнув по Юльке рассеянным взглядом, прошел мимо.
Коридор стал заполняться людьми. В спецовках, пиджаках, в свитерах, в платьях, неторопливо и негромко стуча сапогами, каблуками туфель, они разбрелись по коридору. Со стороны лестницы потянуло табачным дымом.
Первым из девятого «А» вышел Пашка Куракин. Увидев Юльку, он хотел по привычке сказать ей что-нибудь озорное, морщинки уже собрались возле глаз — Пашка как бы прицеливался. Но Юлька виновато и нерешительно улыбнулась ему, и Пашка только спросил:
— Опоздала?
Юлька кивнула.
— Сейчас за мной в класс войдешь. Прикрою… Давай свое пальто: за моей партой полежит.
Контрольная была не из легких. Бондаренко бродил по классу, понуро спрашивая:
— Нет, хлопцы, честно: ответ — два «а» квадрат корень из трех?
Ему отвечали со смехом, и он, махнув рукой, подошел к Пашке Куракину.
— У меня же другой вариант, Федотыч, — ответил Пашка.
— Верно, — пробормотал Бондаренко. — Дай тогда закурить.
Пашка молниеносно достал металлический портсигар и щелкнул крышкой.