А вороненок все больше и больше потешал деда и Родьку. Как-то Бердников, изменив своей привычке, не приехал отдыхать к деду Мохову и тот, увлеченный Подькой, даже не заметил отсутствия на своем воскресном столе бутылки «московской».
Подьку в этот день посадили на крышу сарая и он как бы знакомился с миром. Приседал на коньке крыши, когда над ним пролетала стая ласточек. Выпрямлялся, прихорашивался и чистил клюв, когда вокруг все было спокойно. Не считаясь ни с какими обстоятельствами, вдруг начинал испытывать силу своего голоса: «карл… карл…» — раздавалось на крыше. И все это Подька делал с такими обезьяньими ужимками, что не хохотать было невозможно.
Родька в тот день чуть живот не надорвал, а дед до самой ночи сохранил хорошее настроение.
А еще через день Подька спас от позора Ваську. Он уже начинал немножко полетывать и как-то сумел перебраться с сарая на крышу дома. С этого более удобного для обозрения места Подька увидел существо, похожее на серую собачонку. Это был енот, пробегавший мимо дома деда Мохова, тот самый енот, который не прочь был при удобном случае оторвать голову коту Василию.
Подька замахал крыльями и поднял отчаянный крик. Енот, испугавшись, стал удирать в гору, и Васька, прыгнувший в этот момент на забор, мог видеть, как жалкий трус бежал по тропинке.
Крыша приносила Подьке много удовольствий. Но самым приятным, кроме, конечно, еды, было для вороненка сидеть на плече у Родьки, когда тот совершал путешествия по берегу.
Взяв в руки палку и посадив на плечо Подьку, внук кричал деду, что пошел прогуляться, и они чинно шли с вороненком вдоль реки.
— Счастливо возвращаться! — дед махал им старой кепкой и бормотал, смеясь про себя: — Родька-Подька. Ишь ты, складно…
Вороненок по-прежнему трусил, когда над ним пролетали крупные птицы. В такие минуты Родька терпеливо переносил на своем плече остроту Подькиных когтей. И удивительное дело: Подька боялся не только коршунов, но и своих родичей — ворон. Это-то как раз больше всего и радовало Родьку. Найдя тут же, под ногами какую-нибудь букашку, Родька клал ее на раскрытую ладонь и подносил поближе к Подькиному клюву. Букашка исчезала мгновенно, и в вороньих глазах-бусинах вспыхивал огонек одобрения.
Еще любил Подька, когда, очутившись в руках Родьки, он, подброшенный им вверх, вдруг получал возможность расправить крылья и некоторое время парить в воздухе. А потом сесть куда-нибудь в траву. В такие минуты Подька ощущал необыкновенный прилив сил и с благодарностью смотрел на Родьку.
Шли дни… подходило лето к концу. И однажды случилось то, чего не могли предположить ни Родька, ни Подька.
Был ненастный ветреный день. Шумела река, набегая пенистыми волнами на берег. Из темных лохматых туч струились косые белесые столбы дождя. Дождь хлестал по крыше дома, где у закрытого окна сидели Мохов, Родька, вороненок и кот.
В ненастные дни Родьке всегда становилось не по себе. А сейчас особенно — лето кончилось. Он с нетерпением ждал, когда пройдут косяки туч и выглянет солнце. Хоть на минуточку, хоть на четверть часа. И вот как только лучи пробивались на землю, Родька, схватив вороненка, бежал на берег. «Солнце, солнце, посвети еще немного! Скоро нам с Подькой ехать в город, учиться!»
Вороненок, сидя на плече Родьки, от ветра хохлился и в то же время прислушивался к голосу лучшего на свете друга.
Однажды Родька с вороненком решили прогуляться по берегу. Сначала все было так, как и в прошлые разы. Родька на ходу угощал чем-нибудь вкусным Подьку, тот, сидя на плече, смотрел вверх или по сторонам. Потом, когда дошли до знакомой лужайки, Родька подбросил вороненка. Тот, расправив крылья, понесся по ветру. И тут случилось непредвиденное…
Они точно давно поджидали Подьку — два черных ворона. Увидев его парящим над берегом, они вырвались откуда-то из кустов и, как разбойники, подлетели к вороненку. Не успел он одуматься, как они, подталкивая его крыльями, стали уводить все дальше и дальше от Родьки, потом заставили лететь в гору, благо им помогал попутный ветер. И скрылись в чаще на горе.