Как только Рябинин кончил читать, в классе враз заговорили, зашумели. Игорь выхватил у Вовки газету. Ребята повскакали с мест и кинулись к Игорю. Началась возня.
— Вы что, с ума сошли? — возмущалась староста класса Ольга Минская. — Ведь уже звонок, сейчас Максим Петрович зайдет!
Учитель физики появился как-то незаметно. Он уселся за столик, молча перелистал классный журнал и поглядел на нас спокойными, чуть прищуренными глазами. Ребята быстро расселись по местам, притихли.
— Максим Петрович, вы слышали? — срывающимся голосом спросил Вовка.
— О «Челюскине»? Да, слышал. — Учитель в раздумье взял указку, лежавшую в желобке классной доски, и подошел к карте. — «Челюскин» прошел вот сюда, в Баренцево море, — прочертил он путь парохода. — Преодолел льды Карского… В море Лаптевых — помните? — его встретил шторм. — Кончик указки медленно передвигался все дальше на восток. — В Чукотском море судну пришлось бороться со льдами. Одолели и льды, вышли в Берингов пролив — на самый край земли советской. До выхода в Тихий океан оставалось всего несколько километров, и вдруг… — Максим Петрович задержал кончик указки в правом верхнем углу карты, посмотрел на нас, как бы ища ответа…
— Тайфуны! — выдохнул Вовка.
— Да, тайфуны, — медленно опустил указку учитель. — Они вызвали течение, откинувшее пароход далеко на север.
— Ну и что же? — выпятив губу, посмотрела на карту Чаркина. — Потом что?
— «Что, что»! Читать газеты надо! — вспылил Вовка.
— Умник! Зачем мне читать, когда ты их читаешь?
— Эх, темнота!.. — Вовка хотел было еще что-то сказать, но увидел, что кончик указки уставился прямо на него.
— Так вот, Чаркина, — продолжал Максим Петрович. — Пароход «Челюскин» попал в сплошные льды, потерял ход и вынужден был дрейфовать. Льды раздавили его…
Наступило молчание. А потом заговорили все сразу:
— Что же теперь будет с людьми? Одни на льдине!
— Людей надо вывозить! Немедленно!
— Чукотка-то вон где… как же добраться?
— Да, далеко, — снова повернулся к карте учитель. — Правительство принимает срочные меры. Создана комиссия под председательством товарища Куйбышева.
Максим Петрович положил указку в желобок доски, одернул защитного цвета гимнастерку и взял в руки мел:
— Прошу приготовиться к выводу формулы…
Всю перемену в классе шли горячие споры.
— На собачьих упряжках вывезут! — настаивал Вовка. — Чего вы смеетесь? Чукчи запрягут собак в нарты — и айда на выручку. Они народ смелый!
— Упряжки! — посмеивался Игорь. — Нашел технику! Самолетами надо! С них и людей видно, и радио на самолете есть. И на полярных станциях тоже…
— Там-то все есть, — заметил я, поглядывая на авторучку, торчащую из кармана Игоревой блузы.
Игорь, перехватив мой взгляд, постарался засунуть ручку поглубже.
— Слушай, Лешка, — тихо сказал он, — у нас ведь еще многое не собрано. Ты контурную катушку намотал?
— Тебя, что ли, ждать?
— Кончил? Тогда я радиолампы куплю завтра же! Всё, Лешка, и не сердись! — Игорь вдруг растерянно-радостно взглянул на меня, потом на ребят и охнул: — Что я придумал! Надо быстро, в несколько дней, оборудовать в школе радиоузел, и тогда, тогда… мы сами свяжемся с лагерем челюскинцев!
— Тоже придумал! — презрительно откликнулся Вовка. — Спасать надо, а не связываться! Дела поважнее есть!
— Опять маниловщина пошла! — махнула рукой Тоня. — Ты, Игорь, подумай: разве просто связаться с лагерем?
— Ерунда! — пробасил, приглаживая пробивающиеся усики, Андрей Маклаков. — Действуй, Конструктор! Хочешь, я тебе на радиоузел тысчонок пять отвалю? О-го-го!.. — захохотал он, хлопая себя по карманам.
Игорь со злостью посмотрел на рослого Маклакова, которого мы все звали Недорослем, и ничего не сказал.
Пыл девятого «А» не угас и на следующем уроке. Нельзя было сказать, что кто-то разговаривал или шумел, но в классе стоял тот самый «пчелиный» гул, что сразу настораживает преподавателей.
— Прошу внимания! — сказал резким, тягучим голосом учитель литературы Ковборин. Глаза его мы не видели, лишь холодный блеск пенсне.
Гул утих. Вовка Рябинин поднял руку.
— Что вам? — поджал тонкие губы Ковборин.