— Кто, ты?
— Да, я.
Мы переглянулись.
— А что! — воскликнул Игорь. — Неплохо придумал!
— Не я придумал, — солидно поправил Вовка. — Раньше меня нашлись. Вот, — он ткнул пальцем в газету, — парень один пишет в «Комсомолке». — Вовка кашлянул и прочел: — «В Ленинградский Арктический институт. Заявление. Товарищи! Парень я вполне здоровый, жигулястый, грудь сто сантиметров, построения крепкого, хороший лыжник, знаю слесарное дело. Могу сейчас же выехать в ваше распоряжение для спасения бедствующих товарищей»… Ясно? — Вовка бережно сложил газету.
— Да, но тот же парень здоровый, не то что ты. Ты и лыжник не очень хороший, — сказал я.
— И не очень-то жигулястый, — добавил Игорь.
— Ну, ну! Не хуже других! — Вовка залихватски сунул руки в карманы и прошелся по классу. — Экзамены за девятый сдам, когда возвращусь с Чукотки.
— Хорошо, — сказал Игорь. — А как же ты, так сказать, доберешься до Чукотки?
— Запросто! — Вовка оглянулся на дверь. — Уеду с летчиками… Из Сибирска вылетают туда два полярных летчика, мои соседи по дому. Уговорю их взять с собой.
— М-да… Сильно́! — сказал молчавший до сих пор Филипп Романюк. — И с летчиками уже договорился?
— Договорюсь, возьмут!
— Сильно́! — повторил Филя.
Огромный, широкоплечий, он стоял напротив маленького Вовки и внимательно рассматривал его через очки. Потом встряхнул густой гривой волос:
— Ты подумал, нужен ты спасательной экспедиции?
— А чего думать!
— Тогда, брат, ты рано в поход собрался. И вообще…
Не найдя подходящего слова, Филя, как всегда в трудные минуты жизни, вытащил из кармана рубашки зеленый гребешок и стал расчесывать свою гриву.
Филина невозмутимость разозлила Вовку.
— Удивительный ты человек, Романюк! Ни мечты, ни порыва. Тебе бы только сидеть да протирать штаны над задачками… Да оставь в покое свои лохмы! — Он выхватил у Романюка гребешок. — Ну, что хотел сказать? Говори, говори, а то не видать тебе гребешка!
Филя добродушно пожал плечами:
— Силенок у тебя не хватит, вот и все!
— Силенок! Хо-хо, сказанул! Да их еще, может, больше, чем у тебя!
Филя улыбнулся и с несвойственной ему быстротой схватил Вовку одной рукой за шиворот, другой пониже спины, приподнял его над головой и тотчас же осторожно поставил на ноги. К нашему удивлению, Челюскинец спокойно сказал:
— Ну и что? Сила-дура у тебя, и все. А вот Седов с двумя собаками ходил…
— Так то же был Седов!
— И у Вовки есть знаменитые псы — Шарик и Малявка, — сорвалось у меня с языка.
Сказать по правде, меня разозлило, что Вовка, именно Вовка, ничем не отличавшийся от других ребят в классе, собрался на Чукотку. Чем он был лучше других? Я хоть спортом занимался, радиотехникой…
Упоминание о знаменитых псах распалило Вовку больше, чем неуклюжая проделка Романюка. Дело в том, что Шарик был обыкновенной дворнягой с отвислыми ушами. Малявка вообще была ничто: маленькая, на кривых ножках, она и лаем, и всем своим видом напоминала велосипедный звонок.
— Уязвил! Собак вспомнил… — подступил уже ко мне Вовка. — Если по-серьезному, так я лучше любого из вас подготовлен для Чукотки. Морозов не боюсь — раз. На лыжах хожу отлично — два.
— Чемпион! Первый в мире, второй по Сибири.
— Чемпион не чемпион, а такому, как ты, дам десять очков вперед! Хоть сейчас на Ангару!
— Что же, пошли! — Я наотмашь провел рукой по ершику Вовкиных рыжеватых волос. — Хвастун!
— Я хвастун? — Вовка сжал кулаки, готовый броситься в драку, но звонок прервал нашу ссору. — Ты, Рубцов, трус. Хуже всякой Малявки! — прокричал он мне вслед.
Сидя за партой, Вовка петухом поглядывал по сторонам. В классе уже знали о нашем разговоре.
— Вовка Челюскинец! — потихоньку острила Чаркина.
По классу перекатывался чуть слышный смешок.
А мне было не по себе. Разговор с Вовкой получился грубый, и я ему ничего не доказал.
— Да… с Малявкой сравнил. Перенести это невозможно, — сочувственно нашептывал под ухо Игорь. — Что же ты будешь делать — драться с ним?
— Не знаю…
— Нет, драться, Лешка, нельзя. На комсомольское собрание потянут. Ты лучше вот что. Он тебя вызвал? Вызвал! А ты возьми да и обставь его на лыжах. Порядок будет полный! — Шевельнув бровями-усиками, Игорь добавил: — А насчет состязания не беспокойся, организацию я беру на себя!
Глава вторая
«Дуэль»
Своенравна наша Ангара. Вряд ли еще другую такую реку найдешь. Декабрь на дворе, по озерам и рекам, скованным льдом, тянутся вереницы обозов, снуют пешеходы, а Ангара по-прежнему озорует. Из голубой сделалась синей, окаймилась белоснежными заберегами, точно разоделась в меха, и мчится, спасаясь бегством от лютого мороза. Вот и Новый год подошел, а ей все нипочем, бежит, поддразнивает стужу. А та уже разозлилась не на шутку: крепчает, стелет по реке седые туманы, хочет обманом взять. Зверем бросается река на бой с ледяными оковами, дыбится торосами и, не смиренная, ощетинившись своим заледенелым хребтом, так и остается коротать остаток зимы…