— Занимайся со своей дворняжкой сам, — обиженно сказал дрессировщик Веньке. — Мне с чистопородными овчарками возни хватит. Вон, одиннадцать ждут, — ткнул он окровавленным пальцем в дверь. — Дворняжки — это известная порода.
— Он не дворняжка! — возмутился Венька.
— Ну, беспородный! — с усмешкой поправился дрессировщик.
Венька хотел снова возразить, но сдержался. Еще в первый раз, здороваясь с дрессировщиком, он заметил, что его руки были покрыты следами собачьих укусов.
«Одним укусом больше, только и всего», — решил он и явился с Верным на второе занятие.
Когда они проходили по узенькому коридорчику, Верный по своей неопытности подхватил неприютно лежавший на полу кусочек сырого мяса, но тотчас, взвизгнув, выбросил его из пасти и в страхе прижался к Венькиным ногам.
«Не поднимай ничего с пола», — подмигнул сквозь очки Веньке тот же, похожий на химика, дрессировщик и согнул свою сухопарую спину над Верным.
— Ну что, квиты, браток? Сначала ты меня, потом я тебя. В этом кусочке мяса проводок под электрическим током. А ты и не знал. Не хватай ничего с полу, а то можешь нарваться… Понял? Ладно, посмотрим, как ты сделаешь упражнение на лестнице, — по-доброму сказал дрессировщик и так же, как химик, смешно растопырил руки.
С замирающим сердцем подвел Венька своего любимца к треугольной лестнице, которую надлежало ему перейти. Волнуясь так, что дрожала белая кисточка на хвосте, полез Верный вверх по ступенькам, опасаясь нового подвоха. Но не плетка и не удар электрического тока встретили его на земле, а похвала всех стоявших вокруг людей.
— Блеск!.. — сказал довольный дрессировщик.
«Блеск!» — повторял он каждый раз, когда Венька приходил к нему со своим любимцем…
…Ну что ж, рассказ о Веньке и его замечательной собаке подходит к концу. Однако о самом интересном еще и не сказано.
Стоял знойный летний день, когда по аллее городского парка шел Венька в окружении ребят своего двора. Впереди него, натягивая поводок, бежал Верный. Время, минувшее с зимы, не прошло для него даром: пес стал еще стройнее, шерсть его так и блестела под солнцем, а что касается цвета, то в «родословную» — в ученическую тетрадку с синей обложкой, которую Венька накануне сдал в комиссию по выставке, — рукою мамы было вписано: «Серо-палевый».
В парке в тот день проводилась выставка породистых собак. Аллеи парка были запружены людьми. Всем хотелось получше рассмотреть собак, которых привели их хозяева для обозрения, и услышать оценки комиссии. Каждому хотелось, чтобы его собака была признана лучшей!
Этот дух соперничества передавался, наверное, и самим собакам. Иначе зачем им было лаять одна на другую, унижать достоинство друг друга?
Скажем честно: Верный, несмотря на палевый цвет шерсти, белую кисточку на хвосте и великолепную осанку, все же не мог соперничать с красавцами сеттерами или чистокровными немецкими овчарками. Они, может быть, даже имели некоторое право его облаивать. Но уж кривоногой таксе лучше было бы не соваться.
«Тоже мне порода», — сердился Венька. Однако и таксы лаяли на Верного, когда он проходил мимо них, с каждым шагом приближаясь к столу, за которым важно восседала комиссия.
Но вот тут-то, у стола комиссии, и произошло то замечательное, отчего безусловно должны были сначала весело разлаяться, а затем закрыть свои рты все находившиеся в парке собаки.
— Это же беспородный пес, зачем его привели на выставку? — презрительно взглянув на Верного, спросила сидящая за столом полная дама. — Вид обычной дворняжки… Выхоленной, правда, — добавила она, не меняя тона.
Растерявшийся Венька потупился.
— А дворняжка — что, не собака разве? — неожиданно произнес знакомый голос, и Венька с надеждой поднял голову.
От стола комиссии отошел человек с квадратной бородкой и, прислонив к тополю свою лакированную трость, весело сказал:
— А ведь я этого пса знаю!
— Еще бы! — невольно улыбнулся Венька, вспомнив, как метался в поисках своих брюк этот человек.
— Да нет, я не о том! — узнав Веньку, рассмеялся человек с бородкой и на глазах всей комиссии принялся листать Венькину тетрадку в синей обложке. — Я его знал, когда он был вот таким пузатеньким щенком. Хозяин, помню, жалел, что отдал его в неопытные руки. И вот — смотрите…
Человек с бородкой подошел к своей тросточке, отвернул от нее ручку и, вынув скрученный серпантином метр, стал обмерять и попутно ощупывать Верного.
«Интересная тросточка, — подумал Венька. — Может, там еще что-нибудь припрятано?»
Но вот человек поднялся, произнес: «Изумительно!» — потрясая «родословной» Верного:
— Друзья мои! Вам сие неизвестно… Дело в том, что родственницей этой собаки является знаменитая Лайка. Та самая Лайка, которая летала на спутнике вокруг Земли. Лайка-космонавт!.. А это вы воспитали щенка? — обернулся он к Веньке. — Вы, надеюсь, передадите его нам для научных целей?
Венька сделался красным, как вишня.
— Космонавт! — не то насмешливо, не то завистливо крикнул кто-то из ребят с Венькиного двора.
«Венька-космонавт!» — С той поры и пристало к Веньке это прозвище.
ЧЕЛОВЕК С ЧЕМОДАНОМ
— Миш, пошли… — Белокурый веснушчатый Петька приподнялся на локтях. — Миш…
Мишка не отвечал. Положив под голову руки, он лежал и молча смотрел, как в прозрачной синеве неба стайкой неторопливо плыли снежно-белые облака.
— «Тучки небесные, вечные странники…» — дурачась, продекламировал Петька.
— А дальше? Небось забыл?
— Я и не старался это запоминать. Подумаешь, тучки!
— Зря. Хорошее стихотворение.
Миша повернулся лицом к Петьке. Тот исподлобья глянул на друга и с досадой сказал:
— Ох и любишь ты, Мишка, умничать! Давно бы уж выкупались.
— Нет, сначала дополем, — спокойно возразил Миша. Смуглый, скупой на улыбку, он казался старше своих тринадцати лет.
С бугра, где лежали ребята, был хорошо виден школьный опытный участок. Слева от посевов кукурузы начинались посадки помидоров и огурцов. Еще утром, встав пораньше, пришли ребята сюда по поручению бригадира школьной производственной бригады Саши Орлова посмотреть, не появились ли где сорняки. С ними увязался Мишин братишка, шестилетний Бориска, со своим неразлучным другом — псом Барсиком. Без особых происшествий дошли ребята до участка. Кукуруза была на славу. Стройная, высокая, с молодыми, но крупными початками и красиво развевающимися шелковистыми метелками, она стояла сплошной стеной.
— Вот это кукуруза! Не зря старались! — восхищенно ахнул Петька.
— Да, кукуруза ничего, — сдержанно ответил Миша. — А вот огурцы хуже — поздно посеяли. Видал, сорняков сколько? Надо прополоть. Да тут работы немного, до обеда управимся.
Но до обеда не управились. Помешала жара. Когда было прополото больше половины, ребята сделали перерыв и, съев по куску хлеба, легли под кустами отдохнуть.
Кругом, сбегая с холмов, зеленели поля родного колхоза. А чуть дальше, за лесом, переливался на солнце серебристыми чешуйками широкий Амур. Он-то и не давал Петьке покоя…
— Миш… — опять жалобно позвал Петька.
— Ладно, пошли! — сказал Миша, вставая.
— Куда, купаться?
— Допалывать, — улыбнулся Миша.
— Нет уж, дудки! — решительно заявил Петька. — И нечего тут командовать…
— А я и не командую. Я дело говорю.
— «Дело, дело!» — передразнил Петька. — Вечно из себя передового изображаешь, сознательного. И я знаю, что надо полоть, но не сейчас же. Ну пойдем, окунемся хоть разик. Не могу я в жару эту окаянную траву дергать.
Петька привстал на колени. Лицо его, всегда лукавое, с чуть задранным кверху носом, стало таким несчастным, что Миша не выдержал.
— Шут с тобой, — сказал он сдаваясь. — Пойдем. К вечеру жара схлынет — дополем. Куда вот только «пограничник» наш делся?.. Эй, Бориска-а-а! — громко позвал он.