— А что мне Куракин, — нарочито небрежно ответила Лиза.
Они вместе вошли в подъемочный цех. Бондаренко помогал слесарям заводить тяжелую колесную пару под паровоз.
Увидев Юльку с Лизой, он сам подошел к ним.
— Можно мне приступить к работе? — спросила Лиза, глядя мимо него.
— Можно. Идем, — сказал он и повел ее в глубину цеха к лестнице, ведущей на кран, У самой лестницы Бондаренко положил руку ей на плечо и словно подтолкнул к ступенькам: «Ну, иди».
Лиза начала подниматься, и Юлька заметила: не как всегда, а словно ей не хотелось работать.
В обеденный перерыв Юлька зашла за Лизой, и они вместе отправились в столовую. Девчата за столиками, увидев их, зашептались. Лиза смотрела прямо перед собой, плотно сомкнув губы. Кто-то хихикнул: «Невеста без места, жених без штанов…»
Домой после смены возвращались тоже вместе. По дороге их догнал Куракин и молча пошел рядом. Лиза заторопилась, чтобы скорее дойти до переулка, где Пашке надо было свернуть к виадуку. Но он, все так же молча, прошел с ними до самого общежития и только тут сказал:
— Ну что ж, Лиза, с приездом…
2
Все чаще случалось так, что когда Юлька с Лизой выходили из депо, возле них оказывался Куракин. Или догонял их по дороге и шел рядом так же молча, как в первый раз. Иногда пытался шутить. Юлька молчала, а Лиза улыбалась одними губами — какой-то всегда одинаковой улыбкой.
Однажды вечером он пришел с гитарой, но так и продержал ее часа два на коленях, ни разу не тронув струн, и разговаривал только с Юлькой.
А на другой день за несколько минут до перерыва на обед Пашка выключил станок, вытер ветошью руки и подошел к Юльке.
— Чего это с ней? — спросил он. — Она точно с похорон.
— Я ничего не знаю, — ответила Юлька.
Она и в самом деле не знала, что же именно произошло. Лиза, приходя домой, сразу ложилась в постель и, устремив глаза в потолок, думала о чем-то своем. «Хоть бы заплакала она, что ли, а то все молчит и молчит», — переживала Юлька. Когда они вместе ходили гулять, Лиза выбирала пустынные улицы или тянула ее на линию. Там они и бродили в одиночестве.
Как-то Юлька и Куракин ждали Лизу в подъемке. Ей пришлось задержаться в кабине крана, так как в этот момент подали на подъемку еще один паровоз. Остановив кран, Лиза стала спускаться по лестнице. И делала она это не как прежде, а осторожно, бережно ставя ноги на каждую ступеньку. Вдруг она пошатнулась и замерла, всей грудью припав к поручням. Юлька видела, как она побледнела, и тут же кинулась на помощь.
— Пойдем-ка на улицу, на свежий воздух, — угрюмо сказал Пашка. — Разбаловал тебя стольный город Ростов: степь, просторы…
Он не взял Лизу под руку и даже не прикоснулся к ней, но, как и всегда, проводил до самых дверей и все время шел рядом, будто Лиза должна была вот-вот споткнуться и он готовился поддержать ее.
— Ты ведь, Лизка, чуть не упала сегодня, я все видела, — сказала Юлька, когда они остались одни в комнате.
Лиза кинулась на кровать и зарыдала.
— Беременна я, Юлька…
— А я знаю, — сдерживая внутреннюю дрожь, вдруг отчетливо ответила Юлька. И вспомнила, что с первой минуты возвращения Лизы, она ожидала этого. Ей тяжело было слушать Лизино признание, и она выкрикнула это «я знаю» даже несколько раньше, чем Лиза успела договорить. Странным было чувство, какое Юлька испытывала сейчас. Ей было и скорбно, и тревожно, и невыразимо жалко Лизу.
В депо бывали такие случаи. О них говорили долго, мусолили, называя вещи своими именами. Но те случаи проходили сквозь сознание Юльки, как вода через песок, не оставляя следа.
— В больницу ходила — уже поздно. Надо было сразу, как приехала. В депо скажут: съездила в отпуск!
Лиза металась по подушке. Все ее тело вздрагивало от рыданий. Тяжелый узел рыжеватых волос распустился по плечам. Подушка потемнела от слез.
Прошел час, два или десять минут — Юлька не знала. Лиза, всхлипывая, лежала, уткнувшись лицом в подушку.
— Ты теперь насовсем разлюбила его? — спросила Юлька.
— Ничего ты не понимаешь…
— Я почему-то с самого начала думала, что ты вернешься. Он сразу мне не понравился. Как из вагона спрыгнул, так и не понравился…
— Вначале все было хорошо. — Лиза поднялась, вытерла косынкой лицо, поискала вокруг себя шпильки, заколола волосы. — Какая я была счастливая!.. Приехали к моим родным, свадьбу справили. Вся деревня собралась. Отец денег не пожалел. Почти два месяца прожили у наших. Потом — в Ростов по Дону. Двухместная каюта. Берега там красивые. Я веселая, радуюсь. А Володька чем ближе к Ростову, тем тревожнее становится. Задумчивый какой-то, все молчит. Приехали вечером, никто нас не встретил.
Домик у его родителей уютный. Черемуха в саду, сирень. Открыла дверь ему мать — сухонькая такая старушка. Потом и отец вышел — степенный, бородка с проседью.
Володька говорит: «Это жена моя, Лиза. Прошу любить и жаловать». Мать ко мне не подошла даже. А отец — ничего. «Ну, — говорит, — проходите, гостьей будете». Володька пальто мне помог снять, показал, где умыться. Я вижу — неладное. «Скажи, — говорю, — Владимир, может, староверы родители твои или нелюба я им?» — «Я виноват перед тобой, — говорит Володька. — Сразу хотел сказать, да побоялся. Ты ведь знаешь, что я подводником служил. Славой овеянный, в героях ходил. И оказалась девчонка под рукой. Я уж после, во Владивостоке, тебя встретил, когда из дому вернулся… Рассказывать тебе ничего не стал. А о том, что сын у меня, отец написал. Только поздно, я уже билеты на поезд купил. Если бы я тебе на перроне об этом сказал, поехала бы ты со мной? Вот и суди, как хочешь…»
Я всю ночь не могла уснуть, сидела у окна. Володька тоже долго не спал, а потом уснул. Я подошла к нему, он лежал на спине. Посмотрела на него — чужой. Все, что было мне дорого в нем, все стало чужим. И щетина на подбородке, и одной пуговицы на рубахе не хватало. Все я заметила. Долго смотрела, а он даже не шевельнулся.
Утром постучали. Старуха дверь открыла. По всему дому покатился детский голосок. Это она пришла — с ребенком. Ее я и не разглядела. А мальчишка — вылитый Володька: такой же чернявый, глазастый. Владимир вышел. Увидела она его: «Что ты, — говорит, — наделал? Я тебя три года ждала». Он то на сына смотрит, то на нее — молчит. Потом схватил ребенка, поднял вверх. Мальчишка смеется… Старуха в голос плачет, платочком утирается. Постояла я, посмотрела, собрала чемодан — и на вокзал.
Старик меня догнал, мы вместе пошли. Билет мне он сам купил, спросил только — куда. «Мальчонку, — говорит, — ты пожалела, да и ее тоже…» А у самого руки трясутся. «Ты, — говорит, — если что, пиши обязательно!» И адрес дал. Вот и вся моя история…
— Хороший старик, — сказала Юлька, вытирая ладошкой слезы. — А Володька твой сволочь.
В эту ночь они долго не могли уснуть. Лиза жаловалась на кратковременные обмороки. Два дня назад ей вот так же сделалось плохо, и она на несколько секунд потеряла способность управлять краном: колесной парой смяло стойку на паровозе.
— Боюсь я, станет мне плохо и трахнет кого-нибудь скатом по башке. Нельзя мне работать на кране.
— Переходи к нам в цех! — предложила Юлька. — Ты ведь ремесленное железнодорожное кончала.
— Не переведут, — усомнилась Лиза.
— К начальнику сходи. Быстров только с виду строгий.
3
К Быстрову Лиза сходила — и на другой день появился приказ о переводе крановщицы Елизаветы Орловой в механический цех токарем второго разряда.
Лиза очень волновалась в это утро.
— Не смогу я, Юлька, наверное, на станке. Забыла все.
— Не впадай в панику, — рассердилась Юлька. — Как измерять штангелем, ты знаешь, устройство станка тебе знакомо. И главное, если плохо станет, то на земле.
Цыганков с головы до ног оглядел Лизу. У Юльки даже дрогнуло сердце: показалось, что он обо всем догадывается, знает.
— Чего это тебя в токаря потянуло? — после многозначительной паузы спросил он.