Каждое слово их разговора было оскорбительным, тяжелым, грубым, и о них обеих не хотелось думать.
Утром, избегая встретиться с Лизой взглядом, Юлька быстро собралась на работу. Лиза, полуодетая, не торопясь ходила по комнате, долго закалывала перед зеркалом волосы. «Нет, — глядя ей в затылок, думала Юлька, — я тебе сегодня все скажу». Она дождалась Лизу и, как только они вышли на улицу, спросила:
— Значит, Алевтина знает? Из наших, деповских, никто не знает, с ними ты боишься говорить, а с ней — нет?
Лиза нахмурилась.
— Это мое дело. Кому положено знать, тот знает, а отчитываться я не собираюсь ни перед кем.
— Нет, Лиза, так нельзя. Вот Пашка…
— Что Пашка? — с вызовом перебила Лиза, и в ее голосе послышалось откровенное раздражение. — Он мои фланцы точит? Я не просила его об этом и просить не собираюсь. Хочет — пусть делает!
Юлька не узнавала Лизу. Ее прежняя замкнутость и гордость были Юльке куда понятней и казались честнее. Неужели она не понимала, что над Пашкой смеялись? Недавно Чекмарев, уходя с работы, сказал ему: «Может, и мне поможешь, Куракин? Я дом строю…» — «Не лезь!» — ответил Пашка.
И сейчас Юльке стало обидно за него. А Лиза шла, покусывая травинку, и вдруг сказала вкрадчиво и осторожно:
— Вот ты меня упрекаешь за Пашку, Юлька. А знаешь, что вчера в конторке сказал ему твой Андрей? — Лиза искоса глянула на Юльку.
— Он такой же мой, как и твой, — буркнула Юлька.
— Э, нет.
И Лиза рассказала Юльке о случайно подслушанном ею разговоре Андрея Малахова с Пашкой Куракиным. Захватила она только конец разговора, но воспроизвела его в лицах и со всеми интонациями.
«— Но ты, Пашка, понимаешь, — это не помощь. Не помощь это! Ты ее унижаешь и себя, и смотреть на тебя со стороны больно», — говорил Андрей. «Мне не больно было, когда ты Юлькины пальчики в своих лапах держал», — огрызнулся Куракин. «Дурак ты! Я же резцы ее учил затачивать». — «Вы резцы затачивали, а мы фланцы делали…» — «Да не вы!.. Ты делал! И что толку от такой помощи? Ну на три рубля больше она получит, а дальше что? Так всю жизнь и будет точить фланцы?»
Чем дальше говорила она, тем больше настораживалась и не доверяла ей Юлька. Уж слишком бесстрастно передавала Лиза то, что говорил про них обеих Андрей.
«— Что, что ты предлагаешь?» — взорвался в конце концов Пашка. «Научи ее работать, — посоветовал Андрей. — У тебя вон каждый день сто двадцать процентов, а у нее семьдесят от силы». — «Так учить, — взбеленился Куракин, — как Юльку ты учишь, как Зинку учишь?!» — «А я Зинку не учу!» — угрюмо ответил Андрей. «Неточно выразился, — с издевкой сказал Пашка. — Ты у Зинки сам учишься, а потом Юльку учишь…»
Юлька вспыхнула и остановилась.
— Зачем ты мне все это рассказываешь?
Но Лиза будто не слышала.
— Самое главное потом было, — сказала она. — Андрей Куракину говорит: «Я скоро ухожу экзамены сдавать. Вы останетесь вдвоем с Жоркой. Трудновато вам придется. Но есть у меня наметочка одна — помнишь, мы на маевке с Бондаренко схлестнулись?..»
Нет, не для того Лиза затеяла этот разговор, чтобы сообщить о «наметочке» Андрея. Юлькино лицо горело от слов Куракина: «Ты у Зинки учишься, а потом…»
— Юлька, — вдруг хрипло выговорила Лиза, взяв Юльку за рукав и словно прося остановиться, — прости меня! Слышишь, прости… Я совсем запуталась. Сама не знаю, почему обидела тебя. Но вот тут, вот тут… — Лиза с силой прижала руку с растопыренными пальцами к своей груди. — Тут такое…
У нее не хватило слов. Слезы потекли по ее щекам. Юлька, высвободив рукав из цепких Лизиных пальцев, бесстрастно сказала:
— С чего ты взяла, что я сержусь…
2
На четвертом курсе заочного отделения железнодорожного института начиналась сессия. Андрей Малахов накануне работал весь день, а когда закончилась смена, стал прощаться с ребятами.
Юлька не подошла. Она видела, как Андрей пожал руку Куракину, улыбнулся Лизе, хлопнул по плечу Жорку Бармашова. Жорка торжественно продекламировал:
— Учитесь, товарищ Малахов! Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни!..
Цыганков, стоявший несколько поодаль, с деланным равнодушием смотрел на эту сцену, потом безнадежно сказал:
— Иди, иди, учись… И ты можешь идти, Бармашов, и ты, Куракин, подучись малость… Все учитесь, вон Гранину с собой прихватите. Мы вдвоем с Чекмаревым, нам не привыкать. А то еще кто из вас в декрет пойдет. Так идите разом. Паровозы подождут. Перейдем на автотранспорт. Верно, Гаврила?
— Баба с возу, кобыле легче, — отозвался Чекмарев.
Юлька видела, что Андрей ищет ее, и заторопилась уходить. Но у ворот депо он догнал ее.
— Юля, я ухожу…
Она пожала плечами.
— Юлька, у тебя что-нибудь случилось? — дружески спросил он.
— Все нормально. Ты напрасно беспокоишься, Андрей.
Андрей пытался заглянуть ей в глаза, но она отвела взгляд и нетерпеливо спросила:
— Ты что-то мне хотел сказать?
Малахов чуть повел плечами:
— Я хотел проститься.
— Тогда — счастливо!
Пройдя несколько шагов, Юлька обернулась. Андрей все стоял на том же месте. Она испуганно подумала, что пожалеет потом, но сказала как можно более бодро и холодно:
— Счастливо, желаю удачи.
Через несколько дней в цехе выдавали зарплату. Лысоватый кассир дядя Ваня на большом столике у входа разложил пачки денег, достал из портфеля и выложил тут же платежные ведомости.
Не успел звонок возвестить конец смены, как перед столиком кассира образовалась очередь. Жорка первым получил деньги и тут же принялся рассортировывать получку.
— Маме, — произнес он и спрятал несколько кредиток в карман вельветки. — Коечные, — объявил он затем и положил три десятки в задний карман брюк. — А это — на мороженое, на хлеб насущный и на вас, девочки.
— Жорочка, не перепутай! — под общий хохот посоветовал Пашка Куракин. — Вдруг отдашь маме то, что на девочек отложил…
Тщательно пересчитал деньги Гаврила Чекмарев. Сложив пухлую пачку кредиток пополам, он тут же спрятал ее в карман. Заработал он больше, чем обычно, и дядя Ваня выдавал ему получку с подчеркнутой почтительностью. Но зато когда, почти переломившись пополам над низким столиком, в ведомости расписывался Цыганков, кассир сочувственно покачал головой: премиальных мастеру не полагалось. План по цеху был недовыполнен. А Юлька подумала, что по тому, как человек берет заработанные деньги, можно судить о его характере…
Алевтина уже поджидала Лизу с Юлькой. На столе стоял чайник, закутанный в телогрейку, стакан для Лизы, кружка для Юльки и аккуратная Алевтинина чашечка.
— Я совсем заждалась, — сказала Алевтина. — Непривычная одна-то. В поездке все с напарницей…
Лиза швырнула на стол смятые в кулаке деньги. Алевтина поглядела на нее, на Юльку, на разлетевшиеся по столу трешницы и рубли, сгребла их в кучу, аккуратно разгладила ладонью каждую бумажку отдельно, сложила их стопкой, пересчитала и присвистнула:
— Нешто это деньги? Как ты жить-то собираешься? Человеку и сладенький кусочек, и вещичка удобная требуется.
— Да перестаньте вы, ей и так не по себе! — перебила Юлька.
Алевтина, поведя в ее сторону глазом, продолжала:
— Если с умом да с головой, еще как можно обойтись! Сама-то я не прибегаю. — Она помолчала, точно нащупывала впереди себя дорогу. — Товарка моя из Оренбурга платочки пуховые сюда привозит. И люди благодарны, и ей в пользу. А что, если та же покупательница, которая ее платок купила, поедет за ним в Подмосковье, сколько потратит на одну дорогу? Выходит, у товарки моей купить беспримерно выгодно. Понятно?
«Ты сама этим делом занимаешься», — зло подумала Юлька. И в тишине комнаты отчетливо прозвучал ее голос:
— Этому слову есть название… Спе-ку-ля-ци-я! — Трясущимися руками она для чего-то поправила постель. — Присылают тут всяких!..
Несколько дней они не разговаривали. Потом Алевтина собралась в очередную поездку. Но это не принесло Юльке облегчения. Лиза снова замкнулась. Юлька понимала, что осталась одна. Одна против двух.