До этого в цехе работали так: получал токарь на обработку поршень со штоком, долго, прицелившись рейсмусом, устанавливал его на своем станке, а смена кончалась, громоздкую деталь приходилось снимать, чтобы освободить станок сменщику, выполнявшему свой план. Наутро опять начиналась установка… И так несколько дней подряд, пока поршень обработают окончательно.
Бригадная работа позволила бы тому же Андрею передавать поршень со штоком «из рук в руки», не снимая его со станка. В этих условиях работу шестого разряда вполне мог бы выполнять и токарь четвертого, например Жорка Бармашов. Кто-то, может, Андрей, а может, и Юлька, стал бы работать одновременно на двух станках — на своем и Жоркином ДИПе. К тому же обороты Юлькиной «семерки» можно повысить еще процентов на сорок. А если изготовить приспособление к карусельному станку Пашки Куракина, то удастся заметно ускорить расточку букс.
Юлька понимала, что создание в цехе бригады обязательно повлечет за собой перестановку людей, изменения в технологии работы… Для этого и требовался расчет!
«Мы ремонтники, — говорил Андрей. — В цехе годами складывалась безбригадная работа. Представьте, сколько сложности мы внесем. Нас много — нам подавай больше работы. Придется ущемлять и милого цыганковскому сердцу Гаврилу Чекмарева. А уж он разделает нас под орех, если мы где-то промажем…»
Все понимали, что работа бригады, если она возникнет, должна изменить всю их жизнь. Но как изменится ее, Юлькина, жизнь и в чем именно, Юлька не могла себе представить.
Пока, однако, они работали по-прежнему — каждый на своем станке, каждый по своему наряду.
Когда в школе были занятия, Куракин, держа под мышкой книги, заходил за Юлькой и молча ждал, пока она соберется. Юлька боялась заговорить с ним о бригаде и все-таки однажды спросила:
— Ну, как?
Пашка хитровато улыбнулся, как умел он улыбаться, и сказал, склонившись к самому Юлькиному уху:
— А ты девочка зоркая… Андрей-то твой, брат, голова!
Петляя меж станков, чистенькая, нарядная, нарочито медленно шла к Андрею Зинка.
Андрей нарезал поршневые кольца. Он не мог сразу оторваться от работы, и Зинке пришлось несколько минут простоять перед его станком на виду у всего цеха. Юлька видела, как она недовольно хмурила брови.
Но вот Андрей, поймав левой рукой готовое кольцо, выключил станок. Зинка что-то сказала ему. Он улыбнулся, пожал плечами. Неожиданно слева умолк «шепинг». Стало слышно, как Зинка сказала:
— Ну, хорошо, сегодня в восемь, на старом месте…
Андрей включил станок, заскрежетал и «шепинг». Рядом с Юлькой остановился Куракин. Он тоже слышал разговор.
— Вот баба! — сказал Пашка.
Юлька не ответила. Куракин постоял еще немного и добавил:
— А ты не вешай хвост. Никуда Андрей сегодня не пойдет, последние расчеты делает…
Юлька еще ниже склонилась над резцом. Ей было грустно и немного смешно слушать все это. Человек свободен выбирать себе друзей…
Вернувшись домой после смены, она не знала, чем заняться. Неожиданно в общежитии появился Андрей. Прежде чем подняться на второй этаж, к Пашке, он заглянул в Юлькину комнату.
— Ты никуда, Юлька, не пойдешь сегодня вечером? — спросил он.
— Нет, — тихо сказала Юлька.
— Хорошо. И ты, Лиза, не уходи. Сегодня соберемся. Ладно?..
Он старался не встречаться с Юлькой глазами и в то же время будто караулил ее взгляд.
Когда Андрей ушел, потянулись томительные, долгие минуты. Юлька принималась читать, выходила в коридор, возвращалась.
— Знаешь что, Юлька, — предложила Лиза. — Давай картошку варить. Картошки хочется. Вареной!
Юлька моментально согласилась. Вдвоем они начистили картошки. Плита на кухне топилась, но конфорок свободных не было. Юлька подождала, пока ребята из соседней комнаты доварят гороховый суп, и поставила кастрюлю на освободившееся место.
Гомон на кухне постепенно смолкал. Вскоре Юлька осталась совсем одна. Картошка была почти готова. Юлька посолила ее и вдруг замерла — в коридоре появилась Зинка.
Она прошла мимо дверей, вернулась и медленно вошла в кухню.
— Варишь? — с тихим бешенством спросила она.
— Варю…
Зинка налила в чайник воды, с грохотом поставила его рядом с Юлькиной кастрюлей.
— Он у тебя? — вдруг резко спросила она.
— Кто? — не поняла сначала Юлька.
— Маленькая, не знаешь кто? Андрей!
Зинка повернулась к ней всем телом. Лицо у нее побелело, глаза сузились.
— Послушай, милая Юленька, слушай и запомни… — тихо-тихо сказала она. — Мы с тобой на такой тропинке встретились, где вдвоем не ходить. Таких, как ты, он на своем веку напробовался… Ты об этом меня спроси, у меня глаз наметанный… Всем вашим секретам, да шепоточкам, да собраньицам конец будет.
Первые Зинкины фразы оглушили Юльку. Словно сквозь туман прорисовывалось перед ней бескровное Зинкино лицо, ее нервно подергивающиеся губы.
И вдруг Юлька успокоилась. Непобедимая Зинка Огнева стояла перед ней и требовала справедливости!
Юлька почувствовала, что в эту минуту она сильнее Зинки — не красотой, не умением одеваться (она была в своем зеленом платье с глухим воротничком), не женской опытностью. Она была сильнее тем, что сознавала: того, что требует для себя Зинка Огнева, ей, Юльке Граниной, мало.
Не дослушав Зинку до конца, Юлька сняла с плеча полотенце, взяла кастрюлю с картошкой и пошла к себе в комнату.
Ребята уже поджидали ее. Даже успели в комнате надымить. Жорка подлетел к ней, принял из рук горячую кастрюлю и бухнул прямо на клеенку посредине стола.
— Ну, Юлька, не передумала?
Юлька догадалась, о чем он спрашивает, и покачала головой:
— Нет.
— Лизку мы тоже распропагандировали! — торжественно провозгласил Жорка.
Лиза, задумавшись, сидела на своей кровати. Пашка, накрыв ладонью стопочку бумаг на столе, сказал:
— Решено и записано. Завтра идем к Быстрову.
Глава двенадцатая
1
Быстров появлялся в депо за час до начала утренней смены. У себя в кабинете он выпивал стакан крепкого, почти черного чая, который готовила для него уборщица тетя Варя. Несколько минут стоял, глядя в окно. Потом его уже невозможно было застать на месте. То он в подъемочном, то в промывочном или в инструментальной кладовой, у диспетчера. В двенадцать начиналась планерка. А часам к четырем он, как правило, уезжал по другим делам.
Вот эти-то несколько свободных минут до начала работы ребята и выбрали для того, чтобы поговорить с начальником депо.
Сбор назначили у ворот депо. Андрей сказал, что будет ждать их в семь часов. В сумраке раннего утра они издали увидели его плотную фигуру.
Пашка достал мятую пачку «Прибоя». Ребята закурили от одной спички и двинулись мимо вахтера, удивленного их ранним приходом.
Пять минут ходьбы, двадцать три ступени на второй этаж. Первые слова, которые скажет Андрей Быстрову (они договорились, что разговор начнет Андрей), и дороги назад не будет. Юлька на мгновение представила себе, как они будут возвращаться, если Быстров не захочет их выслушать. Вот так они уже не смогли бы идти.
— Вы чего в такую рань? — раздался откуда-то сверху голос Сени Лебедева. Он стоял на верху пожарной лестницы, собираясь прибить к стене длинное, свешивающееся до самого пола красное полотнище.
— Да дело есть, — ответил Андрей. — А вот ты зачем туда взгромоздился?
Сеня ответил что-то невнятное.
— Чего, чего? — переспросил Пашка Куракин.
Сеня ударил молотком по гвоздю, промазал и, мотая ушибленной рукой, сердито сказал:
— Радио надо слушать!
Жорка подошел к подножию лестницы, взял полотнище и, пятясь, растянул его во всю длину. Юлька увидела первые слова лозунга: «Все под знамена…» Лозунг в Жоркиных руках провисал, и других слов Юлька разобрать не смогла. Но по тому, как Андрей и Куракин переглянулись, присвистнули, а Жорка выпустил лозунг из рук и вяло прислонился плечом к воротам, Юлька догадалась, что случилось что-то необычайное.