Горпина развязала шаль, сняла пальто и оказалась в сиреневом с мелкими голубыми цветочками фланелевом платье. Ее каштановые поседевшие волосы были плотно уложены в узел на затылке.
— Ну, как вы тут живете? — певуче спросила она.
— Живем, тетя Горпина. Ничего живем, — ответила Юлька.
Горпина села прямо к Лизе на кровать.
— Ну-ка, я на тебя посмотрю, — сказала она, откинув одеяло от ее лица. Поглядела на серо-землистое с пятнами возле губ и на висках лицо Лизы, покачала головой и, обернувшись к Юльке, сказала:
— Иди-ка ты сейчас, голубушка, в душевую. Есть у вас душевая?
— Есть, — подтвердила Юлька.
— Подготовь там все, чтобы тепло было, но не жарко. Постели на пол простыню, ей простуживаться нельзя. А пока мы там будем, комнату проветри. Давай, милая, вставай, — сказала она Лизе, нежными и сильными руками помогая ей сесть.
Лиза опустила на пол отекшие ноги. Ее валенки сушились возле батареи. Горпина взяла их так же легко, как все, что она делала, встала на колени и обула Лизу.
Юлька подготовила душевую и вернулась в комнату.
Горпина, собирая Лизе белье, говорила:
— Нельзя до такого себя доводить… Нельзя.
Голос у Горпины звучный и негромкий, идущий из самой груди. Когда она наклонялась, платье обтягивало ее мощную спину, и сквозь фланель явственно проступали пуговицы широкого лифчика.
— Ребенок в доме — радость, — как бы про себя продолжала Горпина. — Это ж надо, маленький человечек появится! И все у него есть, как у взрослого: и ножки, и пальчики, и ноготочки.
— Умру я.
— Это ты сейчас так говоришь, — нисколько не удивляясь, сказала Горпина. — Я их на своем веку нарожала, ой-ой! Первый раз тоже боялась. Федотыча своего извела…
Горпина усмехнулась застенчиво и лукаво.
— Родишь как миленькая! Да еще радоваться будешь. Ну-ка, в доме солнышко появится! А помощников у тебя — хоть пруд пруди. Еще ссориться станут, кому пеленки стирать.
Лиза виновато улыбнулась. Горпина помогла ей встать, понизив голос чуть не до шепота, сказала:
— Резинки твои не годятся. Туго же. На тебе все должно быть свободно, просторно — чтобы удобно было.
Юлька открыла форточки и двери.
Минут через сорок обе женщины вернулись из душевой. Горпина помогла Лизе устроиться поудобнее.
Потом они втроем пили чай. Говорили о чем-то совершенно незначительном. Лиза вскоре задремала, а Горпина молча сидела у нее в ногах. Когда Лиза уснула, Горпина поправила одеяло, подоткнула его с боков и, сказав, что зайдет еще вечером по пути в магазин, ушла.
Наташа на этот раз вернулась из библиотеки рано. За их окнами мерно поскрипывал снег. Кто-то ходил от крыльца общежития до угла, потом поворачивал обратно, изредка останавливаясь против окон.
Юлька с любопытством поглядела на Наташу.
— Ты позови его, — сказала она.
У Наташи от смущения порозовели уши.
— Третий вечер у библиотеки встречает. Ты не думай…
— А я и не думаю, — засмеялась Юлька. — Но ты позови его, холодно ведь.
— Да нет уж, поздно.
Наташа подошла к окну, постучала в стекло. Но снег еще минут двадцать скрипел под сапогами Егорова.
Ночью Юлька проснулась оттого, что в темноте кто-то громко жевал.
— Алевтина!
Алевтина отозвалась не сразу, ей надо было проглотить кусок.
— Ну чего тебе? — Голос ее прозвучал хрипло и сердито.
— Ничего. Ешь громко.
— Не твое ем, не бойся.
Юлька поднялась, шлепая босыми ногами, подошла к выключателю и зажгла свет.
Алевтина ела, примостившись на краешке стола.
— Та-ак… вернулась? — протянула Юлька.
— Вернулась, — ответила Алевтина, готовая к отпору.
Юлька редко видела ее в форменном платье — с суконным глухим воротником, с тусклыми металлическими пуговицами. Алевтина показалась ей уставшей, похудевшей. «Удивительно, — подумала Юлька, — а ведь она меня боится. Честное слово, боится!»
— Ты куда ездила? — спросила Юлька.
— За Урал…
Алевтина с опаской глядела на стоящую перед ней полураздетую Юльку. Понимая, что та не собирается ни ругаться с ней, ни спорить, как-то сразу сникнув, сказала:
— С опозданием на три часа пришли. В Сибири-то заносы снежные. Метелица.
Юлька улеглась в постель, отвернулась к стене и, уже засыпая, спросила:
— Опять привезла вещички оренбургские?.. Или что там у тебя?
— Ничего у меня нет, — буркнула Алевтина.
— А то смотри, — пригрозила Юлька. — А Лизку ты больше не трожь, слышишь? Не трожь!
Все воскресенье, чуть ли не до девяти вечера, Куракин и Андрей работали над эскизом. Они даже охрипли от ругани и табачного дыма. Девушкам об этом рассказал Жорка Бармашов, заглянувший к ним на минуту.
— В депо пошли, на натуре прикинуть, — сообщил он последнюю новость. — Если получится. Пашка останавливает станок и будет делать приспособление.
— Ой, как хорошо-то! — обрадовалась Юлька.
Горпина приходила в этот день еще дважды. Лиза при виде ее оживлялась, с радостной покорностью позволяла Горпине поить себя чаем с вишневым вареньем, успокоенная, засыпала.
На все это из своего угла угрюмо глядела Алевтина. Она не раскрывала рта и за весь день не сдвинулась с места — сидела, как деревянная, не переменив даже платья.
— Ты умылась бы, что ли. Не бойся, не займу твоей койки, — сказала Наташа.
Алевтина исчезла минут на десять, вернулась в халате, умытая, с каплями воды в волосах.
К вечеру Юлька с Наташей одели Лизу и вывели ее погулять. Идти куда-нибудь далеко от общежития не решились, посидели в скверике рядом, дыша обжигающим морозным воздухом.
Почти в полночь к девушкам в комнату ввалился восторженный и возбужденный Жорка.
— Порядок, — шепотом сообщил он. — Теперь сталь «полумагнитка» нужна. Иду к Быстрову, будить его иду!
3
Быстрова Жорка, конечно, не разбудил: на улице был крепкий мороз, и, пока Жорка бежал до быстровского дома, жар его поостыл.
Утром начальник депо сам пришел в механический. Чтобы решить вопрос о гидравлике, надо было снять со станка планшайбу. Да и вообще без инженерного заключения усовершенствование станка не могло быть осуществлено.
Дело осложнялось еще тем, что кончался год, с планом было по-прежнему туго, и начальник производственного отдела уперся. Он, правда, говорил, что приспособление ему нравится.
Быстров своей властью распорядился снять планшайбу. Направляясь к выходу, он задержался возле Юльки.
— Честно говоря, не ожидал от тебя, Гранина, — сказал он, изучающе поглядев на нее. — Если выйдет — деньги получите. Конечно, уже в новом году.
В обеденный перерыв бригада задержалась на несколько минут. Решили, что Малахов и Куракин займутся приспособлением, а Бармашов и Юлька будут выполнять работу по нарядам.
— Если мы все будем тыкаться возле карусельного, как телята, — сказал Андрей, — то полетит месячный план в цехе. Так что ты, Юлька, и ты, корреспондент, жмите на всю железку. Жмите так, будто завтра свету конец! — Он посмотрел на часы. — Пятнадцать минут на обед, пять на перекур, и «по маши-и-нам!»
Потом Юльке эти двое суток вспоминались каким-то сплошным потоком. В бешеном ритме работы у нее появилось то, чего ей прежде так не хватало, — автоматичность движений. Уже не приходилось задумываться над тем, как снять резец, какой рукой лучше брать заготовку. Даже на замер готовой детали времени теперь уходило вдвое меньше, чем прежде.
Андрей занимался корпусом, Пашка — гидравликой и зажимными кулаками. Бармашову с Юлькой после смены предстояло выточить кучу разной мелочи по эскизам, которые вычертил Андрей. Тут были и болты, и шпильки, и шайбы, и еще всякая всячина, непривычная по размерам. Юлька первые детали для приспособления запорола. У Жорки дело пошло лучше, хотя значительно медленнее, чем на дневной работе.