Узенький тротуарчик часто прерывался грязными немощеными въездами во дворы. Приходилось перепрыгивать через лужи, выбирать, где посуше. Чемодан оттягивал руку, узел чуть не волочился по земле.
Но сзади погрохатывал грузовичок. Юлька подняла руку. Машина остановилась.
— Куда тебе? — спросил ее шофер, молодой парень, высунувшись из кабины.
— На вокзал.
Парень подумал, оглядывая Юльку, и сказал:
— Ладно, садись.
Он открыл дверцу. Юлька закинула чемодан в кузов, а узел взяла с собой в кабину.
— Уезжаешь? — спросил парень.
— Во Владивосток, — коротко ответила Юлька.
— Что так?
— Учиться.
Больше он не спрашивал, вел машину, не отрывая глаз от дороги, и только когда Юлька завозилась, доставая деньги, презрительно усмехнулся. Юлька смутилась. У вокзала он помог ей достать чемодан.
Потом грузовик повернул в сторону Хасановки, а Юлька долго смотрела ему вслед.
Пронзительно свистнул приближавшийся паровоз. Волоча вещи, она миновала палисадник и очутилась на перроне. Вдоль платформы не спеша катился длинный товарный состав. На тормозную площадку предпоследнего вагона Юлька бросила узел, потом чемодан. Вскочила на подножку и только тут подумала: «Постой, а в какую сторону?» Но поезд шел правильно — к синим сопкам Хехцира, за которыми где-то далеко было ставшее ей родным село Дмитровка.
Паровоз прибавил ходу, обдало ветром, замелькали шпалы, закружились в хороводе поля, домики пригородных поселков, башенные краны, штабеля кирпичей… И снова, как в детстве, колеса застучали: «К о-ке-ану… к о-ке-ану…»
На полустанке в соседний вагон набились парни и девчата в телогрейках. Кто-то из ребят крикнул:
— Эй, чернявая, чего одна скучаешь?
Но Юлька не шевельнулась.
За полустанком был широкий, местами заснеженный луг, за лугом потянулся реденький лес, как в Дмитровке: там за лугом тоже начинался лес — реденький, тонкий. В апреле он был прозрачным и тихим. И Юльке казалось, что стволы берез и осинок легонько позванивают даже тогда, когда совсем нет ветра.
Она любила лес и летом — шумный, зеленый, пахнущий хвоей. Но такой вот реденький, накануне тепла, всегда был ей так дорог, что перехватывало горло. Наверно, у Юльки что-то общее было с ним.
Юлька вспомнила: давно, в Дмитровке, рисовала такой вот реденький лес. Потом она много рисовала. Вера Андреевна помогала ей. Но лес у нее так никогда и не получался.
Вера Андреевна… всегдашний спутник ребят в туристских походах. Никогда не забыть лета, проведенного в палатках, на берегу океана. Из Дмитровки они шли туда по таежной тропе. Устали, истомились. И как обрадовались, увидев бескрайнюю гладь воды! На скале, куда они поднялись, пекло солнце, раскаленный камень обжигал голые ступни, а внизу ласкала глаз зеленая равнина. «Здесь надо разводить виноград! — сказала тогда Юлька. — Вот там, в той долине!» — «А что, — подхватила Вера Андреевна, — вот вырастешь и приезжай сады разводить».
«И приеду, обязательно приеду», — ответила Юлька. Она представила себе, как однажды пройдет по их тропе усталый путник. Он взберется на раскаленные камни, и камни так же будут жечь ему ступни, но в долине он увидит виноградник.
А вышло совсем не так… Разводить виноград ей не удалось. Токаря из нее тоже не получилось…
Поезд остановился. Рабочие вышли из вагонов и с гамом, смехом, с шутками двинулись по дороге — вверх, к каменному карьеру.
Паровоз потащил состав назад. Юлька заметалась по тамбуру.
Она собралась прыгать. Это заметил старик стрелочник, стоявший у насыпи.
— Не смей! — крикнул он, грозя кулаком.
Но Юлька уже спрыгнула. И напрасно, потому что поезд дальше не шел все равно. Об этом говорило и название остановки: «Карьер». Отсюда возили камень на стройки.
— Жить тебе, что ли, надоело? — напал на нее старик.
— Не сердитесь, дедушка, — примирительно заговорила Юлька, отряхиваясь. — Скажите лучше, сколько километров до ближайшей станции.
— А тебе куда?
— К океану.
— На Владивосток, значит. Да ты что, с вещичками… Туристка?
— Туристка, — безразлично ответила Юлька.
— Тогда вот по этой линии прямо, — показал он рукой.
Подхватив вещи, Юлька не спеша зашагала по шпалам. По обе стороны железнодорожного пути чернели обгорелые пни. В низинах местами лежал снег, а на кочках уже виднелась зеленая травка. Дальше, на сопках, начиналась тайга.
Шум поезда заставил ее сойти с полотна. Шел скорый «Москва — Владивосток». В окнах вагонов замелькали лица. Кто-то махнул ей рукой. Удаляясь, поезд точно вытягивал рельсы в тонкие серебристые струны.
Хотелось пить. Она набрала веток, сложила их между кочек. Потом сунула туда пучок сухой травы, подожгла.
Проклюнулось маленькое пламя. Подымавшийся дым от костра походил на опенок: тоненькая ножка подпирала дымовое облако. Но ветер смял его, и Юльке снова стало грустно. Она достала альбом, перелистнула страницы:
Прошу альбом не пачкать,
Листов не вырывать…
За стихами шли рисунки. Все лес, лес… И до чего смешно выглядит ее лес, летний, зимний, весенний.
Дарю тебе собачку,
Прошу ее не бить…
«Фу, ерунда какая, — нахмурилась Юлька. — На что время тратили…» Она вырвала недописанную страницу, свернула ее конусообразным пакетиком, зачерпнула снегу и поднесла к огню. Однако напиться не удалось. «Растение — посредник между небом и землей», — прочла она на пакетике. И вспомнила, что дальше должно быть так: «Оно истинный Прометей, похитивший огонь с неба…»
Юлька выбросила снег и развернула пакетик. «Поглощенный им луч солнца горит и в едва мерцающей лучине, и в ослепительной искре электричества…» Юлька осторожно расправила на коленях лист с уже подплывшими мокрыми буквами и снова прочитала: «Растение — посредник между небом и землей…» Пить расхотелось. Она посмотрела на костер, подхватила вещи и зашагала вдоль линии.
Глава вторая
1
— Девушка!..
Юльке показалось, что она ослышалась.
— Туристка, стой!
Юлька оглянулась: стрелочник с каменного карьера быстрым шагом догонял ее.
— Костры положено гасить, — окая, сказал старик и принялся сердито затаптывать огонь. — Это тебе не город, а тайга!
— Я же снегом загасила… — попыталась оправдаться Юлька.
— Гасила, да не догасила! Кругом трава сухая, туда-сюда, а рядом линия. Хорошо — дымок заметил.
— Извините. Я пить хотела…
Старик поглядел на Юльку и, подхватив узел с чемоданом, решительно сказал:
— Пойдем. Чаем тебя напою. С лимонником. Пойдем, пойдем, — повторил он. И, не оглядываясь, пошел вдоль насыпи.
Юлька прошла с ним метров сто по линии. Потом они свернули направо к небольшому рубленому домику.
У калитки на Юльку кинулась лохматая с куцым хвостом дворняжка.
— Казбек, назад! — сурово прикрикнул стрелочник и объяснил: — Не бойся, он не кусается.
В домике у старика все сияло: и крашенный светлой охрой пол, и беленые стены, и невысокий буфет с резной отделкой. И даже фотографии на стенах и те выглядели необычно: они были вделаны в тонкие овальные срезы берез.
— Раздевайся, проходи, — сказал старик. — Грешно со старым чайку не попить… И мне веселее будет. Ну, чего ты? Каллистратыч я, может, слыхала? Давно в этих местах работаю.
Юлька сняла пальто и косынку, прошла в комнату. «Теоретическая механика», «Сопромат», — машинально прочла она, глядя на книжную полку.
— Внучек мой инженером хочет стать, — принялся объяснять Каллистратыч. — Когда в армию уходил, учебу в институте бросил, а вернулся, так третий курс одним махом. — Старик запнулся: — эстерном… Сменится на работе, на мотоцикл — и ко мне. Тихо тут, сиди занимайся, а устал — ружьишко за плечо и айда в тайгу.