Помня, что белые живут семьями, я не кинулся докладывать о своем успехе, а, опустившись на колени, ползал по траве до тех пор, пока не срезал один за другим семь тугих, прохладных надутых боровиков.
Тем не менее, когда Раиса Яковлевна внезапно остановилась и потребовала всех к себе, у меня задрожали колени. Сейчас все раскроется: у всех по полной корзине, а у меня — пшик. Но опасения оказались напрасными.
— Люша, это безобразие! Опять количество! Сыроежек — вагон, лисичек — тележка, а беляк— один и тот червивый. Посмотри на ребенка. У Котика три беленьких, пять подберезовиков — все чистенькие. Ну, а у вас что? — и Раиса Яковлевна заглянула в мою корзинку.
Вы прыгали с парашютом?
Вот такое чувство бывает перед прыжком: шаг — и все полетит кувырком.
— Люша, Люшенька, посмотри на принципиального человека. Одни белые и только первый сорт! Владимир Егорович, голубчик, а как к вам этот вульгарный валуй попал? (Это был гриб Славика!) Вот смех! Какой хитрющий валуй, здорово под боровик подделался,— и Раиса Яковлевна забросила злосчастный гриб в кусты...
Дальше дело пошл» веселее. Поднялось солнышко, под его косыми лучами грибы сделались заметнее. Кланяться до земли приходилось все чаще и чаще. Всем надоело таиться друг от друга, и мы, нарушив журавлиный клин, ломились по лесу дружной гурьбой. Выхватывали друг у Друга из-под ног лучшие экземпляры, острили, смеялись и чувствовали себя превосходно.
В десять часов устроили привал на завтрак.
Пока Раиса Яковлевна разворачивала припасы, довольный Люша разглагольствовал:
— Почему я грибное дело люблю? Сам по себе гриб — чепуха, можно и в магазине купить. Вся соль в чем? В собирании вся соль. В процессе, так сказать. Удивительно, как в лесу от всего выключаешься. Правда? И дышишь полной грудью, и все заботы к черту. Лучшие каникулы мозгам. Верно я говорю, Владимир Егорович?
— Совершенно верно,— искренне сказав я. Мне действительно понравилось в лесу, и я уже не боялся бледных поганок — освоился.
После завтрака Котик и Славик затеяли обычную мальчишескую возню. Раиса Яковлевна собирала остатки еды в прозрачный полиэтиленовый мешочек. При этом она заметила:
— Пригодится. Доедим еще за обе щеки.
Вдруг Илья Арсеньевич насторожился:
— Смотрите, смотрите,— прошептал он и потянул меня за рукав.
Я посмотрел в ту сторону, куда указывал Илья Арсеньевич, и увидел маленького дятла, Вцепившись в ствол, дятел методично раскачивался и звонко стучал носом по коре. На затылке у него смешно топорщился красный хохолок.
— Дятел!
— Дятел, дятел! Подумаешь, какое чудо — дятел. Вы посмотрите, как он, сукин сын, раскачивается. Равномерно-то как!
— Ну и что?
— Не «ну и что», а в вашем регистрирующем устройстве вот именно так надо было решать лентопротягивающее устройство, а то нагородили черт знает что...
— Позвольте, Илья Арсеньевич, не надо упрощать явление.
— Нет, надо! Обязательно надо! Не велика честь простое превращать в сложное. Вы сложное сделайте простым!
— Пока, Илья Арсеньевич, это всего только фраза!
— Инженер, к вашему сведению, — человек, способный изобретатель. Для вычислений у нас есть теперь машины, а копировать старые чертежи может любая девчонка.
— Что вы имеете в виду?
— А то!..
— Мужчины!—решительно вмешалась Раиса Яковлевна.— Вы сошли с ума, мужчины! В лесу, на грибах, устраиваете технические дискуссии. Мы же приехали сюда «выключаться». Стыдно.
Мне действительно становится как-то неловко. И Илье Арсеньевичу, видимо, тоже не по себе. Мы сразу умолкаем.
А лес шепчет свою вечную сказку, и короткометражная размолвка быстро забывается.
Грибная экспедиция завершается успешно.
Я лично привез домой сорок восемь боровиков и больше сотни прочих грибов. Поганок, по заключению Аннушки, попалось всего девять — меньше пяти процентов. Ей-ей, это уж не так плохо для начала.
И еще я привез не поддающийся учету запас бодрости и... сомнение. Может быть, в лентопротягивающем устройстве действительно допущена ошибка?
Впрочем, заниматься техническими проблемами в этот день я уже не в состоянии. Черкнув в рабочем блокноте всего одно слово «дятел», ложусь спать.
На другое утро мы встречаемся с Ильей Арсеньевичем в вестибюле.
— Извините, Владимир Егорович, погорячился вчера. Дятел попутал — игру воображения вызвал, все у вас верно. Ночью просчитал — хорошо!—И он улыбается мне и заговорщически подмигивает.