— Цыть! — сделал грозный вид капитан, — А как ты поймёшь, что он хочет? Вот заговорит по человечески, тогда и накормим.
Отвернувшись, чтобы спрятать улыбку, юный волхв проводил взглядом бодро плывущего к берегу гуся. Одним крылом тот обнял баклажку, вторым грёб, и при этом ещё отбивался лапами от наглоё рыбной мелочи. За его спиной фальцетом взревел грек:
— Моя всё понимай!! Моя кушать хочет, моя пить хочет! У моя голова жутко болит!
— Вот и хорошо. Без толмача обошлись. Всё тебе будет, только расскажи про свою хреновину, и названия её вслух не произноси!
Грек нагнулся, и с кряхтением приподнял сверкающую штуковину:
— Это величие духа и гениальности моей. Это машина сама находит то место в море, где корабль сей в данный миг находится! Звезды указывают путь по гладкому морю, и даже средь бела дня можно глянуть и сказать, сколько куда плыть осталось.
Ватажники разочарованно переглянулись, и рыжий, как огонь, Лисовин озвучил всеобщее мнение:
— А зачем?
— Как, зачем? — растерялся механикус.
— Зачем нам знать, сколько ещё плыть осталось? Всё равно, куда не плыви, обязательно в берег уткнёшься. И обязательно ночью, и опять драться надо…
— Так это же… Надо знать! Всегда надо знать!
— Во многом знании, много печали. А умножающие знания умножают… хм. А кто это нам наперерез гребёт? Механикус, спроси-ка у своей, ни в порядочном обществе будет сказано, машинерии.
— Моя не пифий!! Механикус не гадать, механикус — знать!
— Атаман, да ну эту железяку, — рассудительно ответил Геллер, отодвигаясь от брызжущего слюной грека, — Даже гусю понятно, вон как загребать начал, что это отморозки плывут.
— Рановато вроде, — задумчиво протянул Спесь, — Они же только по осени в тёплые края собираются… А где наш скальд? Пусть посмотрит, можа дружков увидит.
— Дядя, — потянул за рукав Володимира Ивашка, — А «отморозки» кто?
— Да нурги это, они про себя хвастают, что де, «викинги», а на самом-то деле истинные отморозки. У себя в нурвегии совсем мозги отморозили зимой, потому что печки ложить не умеют.
— Так вооружаться надо! — Растерялся волхв, — Они же чуть что, за топоры хватаются.
— Не мельтеши, — добродушно проворчал Геллер, — Всегда сначала они за баклажку с хмельным хватаются, а потом поют. И так поют, что ты первый за топор схватишься… А вообще, чего нам бояться, мы-то дома! Пускай недобрые гости боятся!
На носу, который Спесь упорно называл баком, спорили атаман и скальд:
— Да ни, батько, у того парус новый был, и рожа его на нём нарисована, а у этого совсем драный, и цвет непонятный…
— Ты лучше смотри, что у них за харя вырезана?
Эйрик прислонил ладонь козырьком ко лбу, и стал напряженно всматриваться.
— А-а-а, затопчи его Слейпнир! Это же — Норденскьельд! Совсем безбашенный.
— Что, драться будем? — заинтересовался Лисовин.
— Цыть! — грозно прикрикнул Спесь, и подумав, спросил, — А может мы ему княжескую грамотку покажем? Что некогда нам пыль выбивать из их голов?
— Ата-а-аман, — укоризненно протянул Эйрик, — Зачем Норденскьельду твоя грамотка. Он же читать не умеет! И вообще, зачем драться? Я ему спою…
— Не будь таким жестоким, Эйрик! — Вмешался Геллер, — Давайте их просто убьём.
— Посмотрим, посмотрим, — атаман впал в меланхолию, и поэтому был благодушен, — Пусть хоть до нас доплывут.
Драккар, с вырезанным на форштевне, явно похмельным мастером, ликом страдающего зубной болью мужика с косичками, нацелился было в середину борта, но после громко прозвучавшего Спесевого «Хмм», стал табанить веслами. Над мятыми и побитыми щитами показалась такая рожа, что оглянувшийся было гусь стал поднимать буруны, стремясь быстрей выбраться на берег. На голове личности был шлем только с одним рогом, когда-то заплетенные в косички усы и шевелюра напоминали измочаленные веревки, но апломба было ему не занимать:
— Выкуп давай! — заорал он, да так грозно, что один щит оторвался и булькнул в воду. Из-за спины грозильщика раздался чей-то горестный вопль.
— Сегодня не подаю, лень, — миролюбиво ответил Спесь, — Куда бредёте, калики?
Свирепый разбойник растерянно оглянулся, почесал в затылке, и с надеждой поинтересовался:
— А может, всё-таки откупитесь, а?
Спесь был очень спокоен, и поэтому отвечал вежливо:
— А вот огородный овощ с острым вкусом, вам по всей морде лица! И повторяю, для нургов специально, куда прёте?!
— И овощ давай!! И мы не прём, а в поход идём за златом, жемчугами и рабами!! — обрадовался знакомым словам викинг. Из-за его спины прозвучал одобрительный рёв, и чей-то писклявый голос: «И побольше, побольше-е-е!!»
Теперь голову почесал Спесь, потом предложил:
— Вона коса хорошая, давай на бережку погутарим. У нас товар, у вас купец. Сговоримся.
Оба кораблика хутко побежали к берегу, причём драккар явно отставал. На лодье, атаман давал наставления:
— Сильно не бить, а то дружинники опять обидятся, что им никого не досталось. Эйрику молчать, а то лешие ругаться будут. В прошлый раз полгода глухих степняков по лесу искали, совсем замучились. Механикусу свою шкандыбалку поставить на самое видное место, а не то кормить не буду!
— Дядько, — Ивашка по вновь обретенной привычке обратился к Геллеру, — А что, мы сегодня уже не поплывём боле?
— Так рассуди сам, отрок. Почитай цельный день плывём, совсем устали. Да ты не переживай, — добродушно хлопнул юношу по спине Геллер, — Вот в акиян выйдём, там и наплаваешься до одури.
Киль из мореного дуба врезался в прибрежный песок и ладья прервала свой бег. Кормчего уважительно сняли с правила, и бережно отнесли на берег, уложив в тенёчек. Ватажники бодро попрыгали в воду, и с шутками-прибаутками стали вытаскивать на бережок котлы и казаны. Предстояло веселье, плотный обед, и дружеская драка. Только скальд был очень зол, и общался со всеми сердитым мычанием. Рот его был плотно завязан. Рядышком наконец-то приткнулся драккар, и оттуда так пахнуло… Очумелая щука, величиной с хорошее полешко выскочила из воды, и зажимая рот плавником, промчалась по берегу мимо Ивашки. Потом оттолкнулась хвостом и нырнула в прохладную свежесть воды. Проводив рыбку завистливым взглядом, волхв с трудом вздохнул, и ринулся в ближний лесок за дровами. Выбравшиеся на берег нурги стали было вытягивать свой кораблик, но будучи разлаянные Спесем, на удивление быстро всё поняли, и полезли снова в реку, ниже по течению. Несмотря на воинственные крики мылись они хорошо и долго. На берегу стоял Лисовин, задумчиво покручивая в руках мачту от ихнего плавсредства. Иногда пробегающий мимо Эйрик строил страшные рожи, и хулительно мычал что-то злое. Наконец-то Лисовин удовлетворенный тем, что вода стала просто светло-серой, разрешил дрожащим нургам вылезти на песочек, и даже милостливо позволил выкатить с драккара бочку. Но отобрал её сразу. Наконец-то все расселись у костра и получили по миске каши. Долго ещё подходили к котлу северяне за добавкой, пока наконец-то не успокоились. В бочке было пиво, вернее они так его называли. Ивашка хлебнул разок, после чего долго отплевывался за кустами под добродушный смешок Геллера.
— Пей водицу, отрок. В родной реке она слаще мёда, да и полезнее намного, чем этот эль, что на погибель себе нурги сварили.
А на берегу торговались Спесь и Норденскьельд. Оказывается нурги плыли к теплым морям, как обычно наниматься на службу обленившимся ромеям. И сейчас Спесь впаривал им Механикуса, вернее его машинерию, уверяя викинга, что без неё тот дальше ближайшего бочага не уплывёт!
— Да рассуди сам, конунг! Спросишь грека, и сразу поймёшь куда плыть, да сколько ещё на вёслах ломаться. Совсем даром отдаю, серебром по весу отсыпешь, да и ладно! А грека-то, учти, совсем даром отдаю! Себе в убыток торгую, чего не сделаешь для хорошего человека!
Нург ворчал и не соглашался. Красиво машинка сверкала, но больно увесиста была. Спесь клялся всеми богами, каких мог вспомнить, избегая впрочем, упоминать своих, что без такой штуковины ромеи Норденскьельда на смех поднимут. А коль увидят чудо это, так сразу и зауважают, да и цену за наём повыше дадут. Викинг только рукой махнул, при упоминании ромеев: