- При звуках родной речи начинает ныть сердце, - вдруг сказал старец. – Уже и поговорить не с кем, кроме тебя. Береника умерла, и мне кажется, что я последний македонец на свете. Старею.
- Мудреешь, мой царь, - ответил Хранитель, - раз стремишься к истокам.
- Да ты, друг мой, стал философом. Уж если человек награжден талантами от рождения, то он преуспевает во всем: и в языках, и в танцах и в философии. И не называй меня царем, фараоном, земным воплощением Осириса, хотя бы сейчас. Устал я от этого.
- Мои таланты слишком скромны в сравнении с тобой, Птолемей, а язык Александра священен для меня.
Птолемей остановился и потер колено.
- Вздумало изводить меня в последнее время. И в спину отдает. Наверное, у Аида двери приоткрыты. Что-то сквозит оттуда. Давно меня поджидает. Всё дела, никак до него не доберусь.
- Лучше двери прикрыть и не спешить.
- Обидится. Я ведь опять не к нему, а к Александру пожаловал.
Собеседники остановились возле массивного гранитного паланкина, в своем лоне хранившего золотой саркофаг, покоящийся на богатом ложе. Четыре каменных льва охраняли покой императора. И зал, и пьедестал, и паланкин тонули в теплом оранжевом свете. Птолемей поднял голову и замер, долгим взглядом остановившись на восьмиконечной звезде. Над ней венчающим сводом покоилась надпись на греческом: «О, Зевс! Правь Олимпом! Я же разберусь со всем остальным»!
- Звезда Агреадов, - задумчиво произнес старик и, помолчав, добавил. – Сколько славных побед ты венчала и сколь великую скорбь покоишь нынче.
Хранитель промолчал, но нить печали все же натянулась в глубине его души.
«Здесь могила твоя, Пелейон,
Что сокрыла героя во чреве…»
Птолемей замолчал, глядя, как играют блики на щите Ахиллеса.
- У Александра было много советников, хотя он и не очень им доверял, и лишь один влиял на его поступки, подчас унижая советы даже самых прославленных ветеранов. Это дерзость. Она вела его по жизни, как нить Ариадны. Еще в Троаде, свершив состязания и воздав почести богам и героям, он отправился в древний город. Кто-то звал его в храм, желая осмотреть знаменитую лиру Париса, но, знаешь, что он ответил?
Птолемей взглянул на Хранителя. Тот молча покачал головой.
- «Меня вовсе не интересует лира Париса. Я хочу видеть лиру Ахилла, с которой он воспевал храбрые подвиги доблестных мужей».
Птолемей погладил древний щит, покрывающий крышку саркофага.
- Лира Ахилла. Она и сейчас с тобой. Да-а-а. Прошлое так явственно стоит передо мной, что иногда я пугаюсь. Думая об Александре и его деяниях, зная все о его победах, ибо сам причастен к ним, я не могу понять одного: как мог он так дерзко быть уверенным в себе? Хотя по-другому и быть не могло. Он засасывал людей, пленяя идеей. Мы опомнились лишь в Индии, иначе ойкумена поглотила бы нас. Давно, еще в Македонии он роздал все свои земли, словно знал, что не вернется. Пердикка спросил его тогда, что он оставит себе, а он ответил: «Надежды», но, умерев, забрал и их. Даже надежды оказались слишком тяжелы для нас. Мы отказались от них. Сражаясь друг с другом почти тридцать лет, мы так и не вышли за пределы свершений Александра.
Птолемей медленно прошелся вдоль ложа.
- Александр, - помолчав, продолжил старик. – Я остался один. Я стар, годы давят на меня. Моя усыпальница почти закончена, и скоро я упокоюсь в ней навсегда. Столько раз я хотел представить тебя старым, и всякий раз понимал, насколько смешон.
Птолемей погладил ладонью безразличный металл саркофага.
- Может быть, подать кресло? – спросил Хранитель, заметив, что колено опять беспокоит старца.
- Если бы ты предложил коня, я бы с радостью согласился, - улыбнулся Лагид. – Какой из меня Спаситель (4), коли меня самого уже спасать надо? Ну да ладно. Пойдем-ка поднимемся на колоннаду. Хочу еще раз полюбоваться Александрией. Завтра священный день. Сорок пять лет. Будет суета. Александр, а тебе бы сейчас было всего лишь семьдесят три.
- Семьдесят четыре, - вежливо поправил Хранитель.
Собеседники подошли к лестнице. Крутые ступени уходили вверх нескончаемым караваном.
- Вот и мой Аорн, - выдохнул Птолемей, словно настроился на крутой подъем. – А ты, дружок, нынче как, легко по горам лазаешь?
- Аорн мне уже не преодолеть, а вот Гинду-Куш еще получается.
- Мне сказали, ты не вылезаешь из библиотеки. Читаешь много, даже переводами занялся.