- Видят боги, - начал Александр хрипловатым голосом, словно в горле его как-то сразу пересохло, - ты еще прекраснее, чем твоя мать! Да простят меня все знавшие и любившие ее!
- Благодарю тебя, мой царь, - вкрадчивым мягким голосом ответила Статира.
Не отрывая взгляда от ее лица, Александр протянул в сторону обе руки. Потеющий от волнения мальчик-паж вложил в ладони царя великолепную тиару. Возлагая ее на голову женщины, Александр громко произнес:
- Я беру тебя в жены, Статира, дочь покойного ныне царя Дария.
Далее Александр, запечатлев на бархатной щеке молодой царицы страстный поцелуй, проводил ее к трону по правую сторону. Спустившись ко второй женщине, царь проделал все тоже самое, правда, слегка приукрасив в своих словах заслуги ее отца. Шатер огласился грохотом дружных оваций. Александр усадил вторую женщину по левую сторону своего трона и повернулся к присутствующим. Гефестион смотрел на него сквозь пьянящую пелену. Александр стоял к другу спиной, и сын Аминты видел, как скользят атласные блики при каждом движении, скатываясь и вновь взлетая к плечам. Он почти видел, он знал наверняка, как двигаются мышцы на спине царя, как сходятся его лопатки и, словно играют в прятки с кожей позвонки на шее. Отныне царь вновь женат, и Гефестион словно почувствовал, как невидимые слои отчуждения прорастают между ними, разделяя и отдаляя друг от друга. Его сознание уныло свернулось, ушло куда-то внутрь и потерялось там. Все перед глазами замедлилось, превратилось в плавные очертания и поплыло куда-то слипаясь. «Берешь ли ты в жены эту женщину?» - спрашивал кого-то почти незнакомый голос, но тот, кого спрашивали, почему-то не отвечал.
- Гефестион! – голос Александра выхватил его из липкого ватного небытия.
- А?
Гефестион часто заморгал, освобождаясь от видений.
- Гефестион?
Царь заглядывал ему в глаза.
- Ге-фес-тион.
Аминторид увидел, что старик Артабаз уже стоит перед ним, протягивая вперед открытую ладонь, на которой словно на пьедестале подрагивают усеянные переливами колец пальцы. Тонкая почти невесомая фигурка, скрытая туманом вуали… Большие темные глаза, испуганно блестящие из глубины… Дрипетида…
- Да! – почти крикнул Гефестион, приподнимая край покрывала.
Он наклонился для поцелуя, и тонкий еле ощутимый запах притираний всколыхнул в нем далекие почти забытые желания. Возгласы и ликование опрокинулись на него, заставляя оторваться от теплоты персиковой кожи.
- Гефестион, - услышал он низкий и почти трубный голос Мелеагра, - ты хоть совесть имеешь?!
- Действительно! – вторил ему Неарх.
- Ты думаешь, ты один такой?! Сам женился, а на нас наплевать?!
- Моя персидская кобылица, - старался перекричать их на македонском изрядно подвыпивший Кратер, - поди, копытом землю крошит!
- И моя! – не унимался Неарх.
Лишь только Птолемей молча потягивал вино, глядя из-под прищуренных век на распаляющихся друзей.
Гефестион, наконец, нашел в себе силы оторвать взгляд от молодой жены и, расплываясь в улыбке, посмотрел на друзей.
Время тянулось бесконечной вереницей бракосочетаний, переплетаясь с всплесками ликований и торжественными возгласами. Почти девяносто пар отмечали вместе с царем свой праздник. А вокруг в блеске костров также рождались и рождались новые семьи. Воины славили друг друга и своего царя-победителя, приведшего их к властвованию над миром. Лишь один человек, обернутый в плотную ткань, неустанно бродил взад-вперед по своим покоям. Роксана подходила к окну, но тут же вновь уходила в глубину комнаты, словно гонимая прочь взрывами веселья. Вот уже несколько дней она нетерпеливо ждала гонца из родных земель. Прошло довольно много времени с того момента, как ночью с большими предосторожностями она послала верхового к матери с весьма деликатной просьбой. При нем не было никакого письма, и лишь нагрудное украшение царицы с голубыми камнями служило подтверждением его слов. Гонцу было поручено, не останавливаясь на длительный отдых, доставить для нее из Бактрии нечто очень важное. Посыльный не знал, что именно, но несколько слов должны были быть понятны матери царицы. «Дар ВивекАнанда», - это все, что он должен был произнести при встрече.
Гефестион вошел в покои Дрипетиды. Маленькая юркая служанка с черными глазками-бусинками кланяясь указала ему на кресло. Македонец устало опустился в него, не сводя глаз с молодой жены. Женщина сидела перед зеркалом, украдкой поглядывая сквозь него на новоявленного мужа. Рабыня поставила у ног Гефестиона глубокое блюдо с водой, села на колени и принялась расшнуровывать сапоги. Ее касания были легкими, и теплые пальцы умело делали свое дело. Обтерев тканью ноги нового господина, она уложила их на невысокую скамеечку и, пятясь, удалилась. Аминторид смотрел, как несколько рабынь готовят свою хозяйку к брачной ночи. Они расплетали и расчесывали ее волосы, снимали верхнюю одежду и тяжелые украшения. Закончив, рабыни поклонились и также удалились. Им на смену вышла женщина, уже не молодая, но все еще красивая. Дрипетида поднялась и повернулась к мужу. Гефестион улыбнулся, видя, как пылает ее лицо, и дрожат плечи. Пожилая служанка медленно расстегивала замочки на платье персиянки. Шелковистая ткань соскользнула, оголив груди с темными съежившимися сосками. Дрипетида постаралась стыдливо закрыться руками. Прислужница молчаливыми, но настоятельными жестами заставила ее опустить руки. Вскоре полностью обнаженная она предстала мужу, словно стоящая в середине алого раскрывшегося атласного цветка.