Выбрать главу

Птолемей улыбнулся. Принципы принципами, но Гефестион был весомой силой. От этого никуда не денешься. Казалось, Александр был неуязвим: несгибаемая воля, живучий организм, пронзительный дальновидный ум. Воскресший мирмидонец, защищенный богами! Но и у него была ахиллесова пята (7) – Гефестион. Однажды случился день, когда Гефестион взял да и умер. За этим событием последовало крушение самого Александра столь огромное, что даже развал персидской империи  казался не столь ошеломляющим. Гомеровские события вновь повторились с той только разницей, что  под боком Александра не оказалось Трои, но это не помешало ему выплеснуть всю свою ярость и отчаяние на коссеев, к несчастью, живших поблизости. Пьяный от горя и вина царь вырезал поголовно все племя, упившись кровью до одури. Как и Ахиллес, который недолго пережил своего возлюбленного друга Патрокла и погиб в  Илионе, так и Александр, прожив меньше года со смерти Гефестиона, скончался в великом Вавилоне…

Воспоминания понеслись перед глазами Птолемея, путаясь и меняясь местами. Жизнь, долгая и не простая, обрушилась мощным потоком и поволокла, словно легкую щепку, топя в своем бурлящем потоке. Теперь он видел все отдаленно, как актерское представление, в котором никогда не участвовал сам. Жизнь делилась на две части, разделенные жесткой явной границей - до смерти Александра и после, и лишь одно незыблемой паутиной связывало их. Войны. Бесконечные, постоянные и тяжелые.

Обеспокоенные долгим отсутствием старого монарха слуги решились заглянуть в оружейную.  Птолемей сидел в кресле, безучастно глядя на барельеф.

- Великий фараон, -  осмелился обратиться к нему слуга, но Птолемей не ответил.

Он не шелохнулся даже тогда, когда его позвали во второй раз, продолжая сидеть, величественно расправив плечи. Рабы послали за дворцовым лекарем, так и не решившись потревожить задумчивость повелителя. Издалека увидев облачение фараона, лекарь замешкался, уже догадываясь, что произошло что-то непоправимое. Голову Птолемея покрывал старый шлем с конским султаном. Из-под кирасы, застегнутой по всем армейским законам аккуратными складками по ногам  ниспадала белоснежная юбка-схенти. На коленях, чуть вынутый из ножен, лежал меч с дорогой тесненной рукоятью. Лицо старика выглядело умиротворенным и просветленным, и лишь извилистая дорожка от скатившейся слезы еще не успела испариться с безжизненного лица.

*  *  *

Значительно повеселевшее войско стояло лагерем вокруг Суз. После индийской кампании и чудовищного перехода через пески Гедроссии богатые города Персиды и Сузианы казались подарком богов. Сузы, никогда не попадавшие в военные передряги стонали, взбаламученные кипящей смесью человеческих масс, веселья и пьяного угара.  Шум пронизывал город, лишенный обводной стены насквозь. Великолепный дворец царской резиденции словно разрывало изнутри и, казалось, стены из обожженного кирпича вот-вот рухнут, не выдержав веселья. Оставив позади Пасаргады и Персеполь, войско все еще не могло успокоиться, празднуя возвращение из похода.  И хотя уже давно стало очевидно, что покорение Индии было бессмысленным предприятием, зря унесшим столько жизней, те, что уцелели, радовались, оставшись в живых.