- Кассандр, расскажи мне еще разок поподробнее, не упуская деталей.
Птолемей внимательно слушал, повторяя несколько раз одну и ту же фразу: «Очень…очень хорошо».
- Роксана, говоришь, бесится. Чудно. При умном подходе все разрешится как бы само собой. Надо бы повидать царицу.
Кассандр опешил.
- Что ты задумал, Птолемей?
- Ничего особенного. Просто вызовусь сопровождать ее на завтрашней прогулке. Ее телохранитель сегодня неожиданно переломает ноги, так что все законно и никаких подозрений. Нет лучшего оружия, чем уязвленная женщина, а уязвленная царица горячих кровей – идеальное оружие.
Кассандр замер молча, потом, проглатывая ком, медленно кивнул. Птолемей никогда не принимал скоропалительных решений, и Антипатрид хорошо знал об этом.
Роксана в бактрийском платье для верховой езды выглядела настоящей скифской царицей. Великолепный гнедой конь мидийских кровей, высокий для своей породы сиял на солнце начищенной шкурой. Царица сидела верхом, закинув стопы на спину лошади, горделиво выпрямив спину и вскинув голову. Появление Птолемея нисколько не удручило, а напротив даже обрадовало женщину. Македонец славился искусным наездником, и царице нравилось иногда посоревноваться с ним в скачках. Сорокалетний гетайр проявлял к ней дружеские чувства, и, не будь Роксана столь высокого положения, она, пожалуй, даже могла бы увлечься им. Она считала Птолемея образованным и знающим человеком, и часто с присущим ее восточному темпераменту воодушевлением вела с ним беседы. Александр был не против, радуясь, что стремление жены к познанию его культуры, не требует от него усилий. Говоря на греческом и македонском уже достаточно хорошо, но, все же делая ошибки, Роксана всякий раз с благодарностью принимала поправки македонца.
Степь распахнула объятья, приветствуя царицу теплым настоянным на травах воздухом. Роксана гикнула, хлестнула коня по крупу и понеслась вперед без оглядки. Казалось, еще немного, и конь со наездницей вот-вот взлетит, предаваясь радости полета. Растерявшийся немного Птолемей мчался следом, не в силах догнать соперников. Отставшая свита едва могла различить беглецов о клубах взметнувшейся пыли. Вдруг Роксана натянула поводья, и конь вздыбился, оседая на задние ноги и перебирая в воздухе копытами, а потом опустился и замер как вкопанный.
- Моя царица столь юна, и уже столь опытна в скачках! – воскликнул Птолемей, поравнявшись с Роксаной.
- Старейшины сажают нас на коней до того, как мы научимся ходить, - ответила женщина и задумалась. Улыбка ее поблекла, а после и вовсе соскользнула с лица. – Так редко удается вдохнуть свободу.
- Впереди Вавилон. Он и вовсе поглотит ее.
- Не хочу. Александр говорит, что оставит нас там, когда двинется с войском дальше.
- Кого нас? – не понял македонец. – Он же давно отослал туда гарем.
- Я не о наложницах. Я о женах.
- Ты знаешь, - погрустнел Птолемей.
- После смерти сына он не балует меня визитами. Я – словно изгой при дворе. Последнее время Александр все чаще появляется пьяным и почти сразу засыпает, а после винит меня, что я никак не рожу сына. Останься мы в Бактрии, я давно наложила бы на себя руки. Такой позор для него путаться с мужчиной! И унизительно для меня!
- Ты о Гефестионе? – Птолемей незаметно и хищно улыбнулся, понимая, что разговор повернул в нужную сторону.
- Будь он проклят!
- О-о-о! Гефестион – это отдельная история. – Он слишком дорог царю.
Женщина взглянула на военачальника из-под высоких бровей.
- Ты, - продолжил Лагид, - единственно наша царица. Все войско скорбело в Индии, когда несчастье настигло тебя смертью вашего ребенка.
- Истинной царицей станет та, что первая родит ему сына, а Гефестион продолжает красть мои ночи.
- Так было всегда, и так всегда и будет. Надо отдать Гефестиону должное. Он умеет управлять Александром.
- Если б только Александром! – в сердцах воскликнула Роксана. – Он уже правит государством!
- Ну, Александр сам возвел его в чин соразмерный его амбициям, а женитьба узаконит Гефестиона в правах. Родство по крови. Нам остается только принять и смириться с этим, – взгляд Птолемея облизнула довольная улыбка.
- Смириться с тем, что он почти присвоил себе власть?! О чем ты говоришь, Птолемей?! Почему никто не противостоит этому?! Ты говоришь, что я – твоя единственная царица и спокойно допускаешь все это?!
- А что я могу сделать? Убить его что ли?