- Я откладывала... Я долго думала об этом. Анечка, я хочу, чтоб ты счастлива. Я знаю, что ты будешь счастлива там.
- Мамочка, - я села рядом с ней, опуская голову ей на колени, - я не брошу тебя, мамочка...
- Да ладно тебе. Я справлюсь. Ты молодая, тебе мечту исполнять надо. А я что...
- Мама... Я одна не смогу...
- Как одна? У тебя же парень есть. С тобой и полетит.
О предложении мамы я думала очень долго, тщательная размышляя все детали. Косте пока ничего не говорила, да и некогда было. Даже когда у него выдался выходной и мы гуляли, я ничего не сказала.
Отношения наши постепенно угасали. Я чувствовала это. Вы знаете, даже в самых жарких странах когда-нибудь наступают холода. Вот они и наступили. Это было так же неизбежно, как любое природное явление. Это нужно было принять. Не хочется, но нужно.
*
Мы снова сидели в кафе. В том самом, где первый раз познакомились. Анна опять заказала кофе, а я апельсиновый сок. Мы сидели, она молчала, пытаясь, видимо, вспомнить все четко.
- Вы решили уехать?
Она кивнула.
- А Косте... вы сказали?
- Не знала, как. Я боялась говорить. Но мне так хотелось... Я боялась, но в то же время была уверена, что он меня поймет. Ведь я поняла его когда-то. И даже помогла. Я верила, что он поймет меня.
Маме я дала согласие и вновь попросила прощения за свой эгоизм.
Мы сделали мне загранпаспорт, собрали все необходимые документы, но тайной все это так и оставалось для Кости.
Пока я все-таки не решилась ему все рассказать.
- Солнышко, я на работе.
- Это срочное, - голос мой звучал твердо.
- Хорошо. Скоро буду.
Мы встретились на том месте, где любили всегда бывать. Летний Сад.
В то время на небе собирались тучи. Людей было мало, никто не хотел попасть под дождь, который грозил вот-вот начаться. Но у меня не было времени ждать. Мне нужно было все решить.
Я стояла и смотрела на скульптуру, которую видела уже сотню тысяч раз, но тем самым пыталась себя отвлечь, когда ждала опаздывающего Костю.
- Привет, - наконец, он пришел. Он поцеловал меня в щеку и развернул к себе.
- Ты сегодня не очень пунктуальный, - слабым голосом заметила я.
- Извини. Так, что случилось?
- Послушай...
- Сядем?
- Нет. Пожалуй, нет...
Костя скрестил руки на груди. Начали падать первые мелкие капельки дождя.
- Что случилось?
Я вздохнула. Надо быть не многословной.
- Мама предложила мне участвовать в программе по обмену.
Он молчал.
- Я согласилась, - добавила я.
Он и тогда ничего не сказал.
- То есть, - проговорил он, спустя долгое молчание, - ты уезжаешь? Куда?
- В США. Я уезжаю в США.
Костя опустил глаза, учащенно заморгал, а потом шмыгнул носом. Так он делал, когда очень нервничал и не знал, что делать.
- Когда?
- Завтра. Рано утром.
Он кивнул, посмотрел в сторону.
- И ты не могла сказать раньше? Ты бы еще перед отъездом сказала...
- Ты постоянно в работе. Я не знала, как и когда говорить. У тебя нет времени даже поужинать со мной или хотя бы спокойной ночи сказать.
- Но это моя работа! - Возмутился он, разводя руки в стороны.
- А я?!
Костя раздраженно поджал губы и резко отвернул голову в сторону. Брови его напряженно нахмурились. Ноздри раскрылись, он тяжело задышал.
- И что теперь? - Процедил он низким голосом.
Теперь настало время нервничать мне.
- Я... я думала, что ты поедешь со мной...
Он резко посмотрел на меня. И успокоился. Потом медленно покачал головой.
- Я... я не могу, Анна...
Я закрыла глаза, как будто мне просунули руку через ребра и сжали сердце мертвой хваткой.
- Почему? - Надрывно спросила я.
- У меня... у меня театр, у меня столько...
- Но я уезжаю навсегда! - Вырвалось у меня непроизвольно. Я больше не знала, как удержать его.
На лице Кости было видно нескрываемое сожаление. Его брови наморщились, губы приоткрылись от безысходности, а глаза заблестели. Его держал театр.
И не отпускал.
А у меня было недостаточно сил, чтобы выхватить его из этих цепких объятий.
- Я не могу, Анна... У меня... театр... это моя жизнь...
Я почувствовала вторую волну холодного тока. Она обессилила меня. Я была готова сесть хотя бы на выступ статуи, куда угодно - ноги не держали.
- А я... кто я?..
Костя смотрел на меня - с глубочайшим сожалением и грустью. Как будто так хотел остаться со мной, но никак не мог.
А ведь мог.
Он мог.
Но его выбор пал на театр.
Я поняла, что никогда не смогу ему заменить его. Что я всегда буду следовать за театром, что я никогда не буду значить для него больше, чем театр. Мне захотелось плакать. Но слезы не подступали к глазам. Было тяжело и больно принять это.
«Уж лучше бы он в другую влюбился, - подумала я с горькой усмешкой». Это было смешно. До слез смешно.