- Ты знаешь моё отношение к этому празднику, - я закатила глаза, подруга же села напротив, заказав, как обычно, латте с чизкейком.
Она смотрела внимательно с минуты на меня, пока мои глаза обследовали последние бумаги из кипы, которую я взяла с собой сюда.
- Что-то случилось? - наконец спросила она, на что мои брови удивленно вскинулись вверх в беззвучном: «Что ты имеешь в виду?» - У тебя такое лицо... не знаю, трудно объяснить, но выглядишь ты странно.
Я перестала читать текст, хоть глаза продолжали безмысленно смотреть на строчки, в голове же ничего не оставалось, кроме резко раздавшегося трезвона предупреждающего колокольчика, от которого моё сердце опустилось вниз. Вновь ощутила страх, вновь перед взором тот страшный момент из сна. Мы дружим уже почти двадцать лет, и подруга всегда могла за одну секунду, по одному лишь взгляду, по маске на лице определить мои эмоции или понять настроение. Нечто начинало движение из желудка к горлу, сдавливая и лёгкие, и душу, и горло, отчего казалось, что я под водой и без возможности вдохнуть воздух.
Не знаю, когда и как успела изменить обстановку: уютное, почти заполненное кафе на обычные городские улицы с редкими улыбающимися лицами из мультфильмов и фильмов различных жанров кино. Я остро ощутила нужду увидеть свою сестру. Глупую, шестнадцатилетнюю девушку, которая мечтала в будущем стать журналистом и путешествовать по миру, создав собственный журнал. Девушку, с которой во внешности у нас было мало что общего, разве что пухлые губы и густые брови. В остальном она была милее и прекраснее меня, но если раньше меня это немного раздражало, сейчас, повзрослев, я стала к этому относиться нормально. Если раньше меня раздражала сама Кэтти, само её существование и все действия со словами, то потом я осознала, как они важны для меня, как ценна сама Кэтти для меня.
Я искала её несколько часов (телефон ни она, ни её подруги не поднимали), солнце давно спряталось за тучами. Ветер стоял неслабый, было даже прохладно. Всё же, середина осени, поэтому и темнеть начало рано. Спустя время, проанализировав сон и последние слова сестры, я направилась к зданию в двенадцать этажей, на крыше которого она вместе со своими друзьями собирались «повеселиться». Или я стара для такого, или у моей сестры специфические вкусы, но не могла я понять прелести гуляния на открытой крыше, на самом ветру, на опасной территории, особенно когда только сегодня приснился столь ужасный сон.
Вроде было семь вечера, хотя не точно. Вроде меня привлёк чей-то крик, хотя это могла быть и тень, быстро пропавшая где-то в воздухе на высоте пятого этажа, хотя, как вариант, мог быть и внутренний инстинкт. Я видела себя со стороны, словно душа отделилась от тела: вот шла деревянной походкой, словно чучело, к тому месту, где стал собираться народ, на лице появилось беспокойство, а губы шептали «только не», молитвенно прося кого-то свыше.
В самом центре толпы я опустилась без сил на колени. Услышала страшный, дикий крик, будто раненного животного, и не сразу поняла, что он принадлежал мне. Подползла, потому что ноги даже не держали, дрожащими руками дотронулась до плеча тела, которое распластилось прямо на асфальте, в надежде, в самой последней надежде увидеть там незнакомое лицо, хотя и знакомый слетевший башмачок, и знакомый наряд прямо кричали об обратном.
И это была она.
Она улыбнулась насильно, увидев моё лицо, хотела поднять руку и еле задвигала губами, которые складывали моё имя.
А потом сделала последний вдох.
На моих руках Кэтти в последний раз вдохнула воздух, покинув меня.
***
С пропавшим в груди криком я проснулась в своей помятой и скрученной кровати. Не успев опомниться, побежала в комнату сестры, застала её там мирно спящей и обняла, крепко-крепко, чтобы удостовериться, что она правда здесь, что она осязаемая и живая. И когда она возмущенно произнесла моё имя, я заплакала. Это просто сон. Ужасный кошмар, такой реально, но кошмар. Ведь во сне я тоже просыпалась от кошмара, точно такого же. И эта мысль не давала спокойно вздохнуть. Я кое-как надела на себя первые попавшиеся джинсы и кофту, в прострации вышла на кухню и села за стол, смотря жадно на сестру.
Она улыбалась. Она была жива. Это - реальность, а там - сон.
Но чьи-то цепкие лапы не давали мне принять такой очевидный план, приходилось дышать медленно, часто, оттого голова кружилась. Более-менее отпустил страх тогда, когда Кэтти согласилась не подниматься на крышку после двухчасового уговора с моей стороны без указания причины. А что я должна была сказать? Не ходи на крышу, потому что мне приснился сон, как ты умерла? Тогда она просто рассмеётся и назовёт это глупостью, всё же решившись подняться на то здание. Но утаив эту причину, я смогла заручиться её обещанием - и знала, что она его сдержит, потому что моя сестра не тот человек, который будет лгать, особенно своим близким.