Я снова сидела в том самом кафе «People», пила горячий капучино с нарисованной тыквой на пенке - мысленно закатила на это глаза, но с улыбкой поблагодарила официантку - и смотрела в окно, припоминая сон. Хотела сравнить, хотела соотнести то, что я видела и не смогла забыть, как ни хотела, с тем, что сейчас в реальности. И, вроде бы, славу богу, всё по-другому. Хотя бы наряд моей лучшей подруги меня успокоил: она подошла ко мне в костюме вампирши с нарисованной кровью в уголках алых губ.
Но спокойствие и нахлынувшая радость от встречи с ней покинули моё тело, когда на дисплее телефона высветилось имя матери, а в трубке после минутных всхлипов и невнятной её речи зазвучал холодный, отрешенный, но хотя бы четкий и понятный голос отца: «Кэтти попала под машину, у неё критическое состояние. Врачи говорят, что до завтра она может не дожить. Приезжай».
Весь мой мир разрушился в течение одной минуты: не просто перевернулся, как любят говорить остальные, а именно разрушился, обрушился и предстал в одних руинах.
***
Я снова проснулась с приглушенный криком внутри. Я снова тяжело дышала, хватаясь за одеяло, как за спасательный круг во время морского крушения. Я снова вся промокла от жара сна.
Сон? Кошмар? Но ведь странно, что я помнила его отчётливо, как проснулась, и не забыла до самого ужасного момента. И я помнила, что сейчас я должна побежать в комнату сестры и задушить в своих объятьях, плача от радости, что это просто сон.
Но... сон ли это?
Медленно, беспокойно перешла в промокшей пижаме из своей комнаты в комнату сестры, тихо бужу её и обнимаю. Сильно, тяжело выдыхая и плача. Только в этот раз не из-за приснившегося сна, а от странного предчувствия, от страха, что я буду каждый раз просыпаться в своей кровати после сна 31 октября и «умирать» вместе с моей сестрой, чтобы вновь пережить один и тот же момент.
Но разве это нормально? Разве это логично? Я не мастер естественных наук, но мне нравились цифры и точные сведения, потому что уже несколько лет работаю с ними. Я совсем не тот тип, кто будет надеяться на чудо и придавать вещам мистическое значение. Да и в судьбу я, соответственно, не верю.
Но сердце моё не подчинялось цифрам, графикам и логике. Оно живое. Оно чувствует. Оно так любит младшую сестру, с которой переживало много прекрасных моментов, что не могло остановить бешенный ритм. И я понимаю, что нужно действовать и доказать, что Хеллоуин может закончиться. Что завтра может наступить.
И я решилась на глупость: заявила Кэтти, что пойду праздновать этот чертов праздник с ней, а вся работа подождёт. Удивила? О да, глаза Кэтти были равны полной круглой луне на ночном небе, а первые полчаса она посмеивалась, видя в этом неудачную шутку с моей стороны. Но я была серьёзна.
Было уже девять часов, её друзья весело орали на всю улицу, пробираясь сквозь толпу халков, ведьм, героев, мультяшных персонажей, а я просто с улыбкой следила за лицом уже почти взрослой сестры. Когда время стало идти так быстро? Ещё недавно она делала первые шаги, но сейчас она вовсю прыгала со своим ростом метр семьдесят. Ещё, казалось, недавно она не могла выговаривать «р», но сейчас она мило рычит в сторону маленьких детей.
И, наверное, именно эти воспоминания ослабили моё чутьё, заставили злобный тихий колокольчик окончательно замолчать, потому что я даже не сразу поняла, почему люди кричат и почему друзья моей сестры остановились. Она прыгала, перевернулась к нам лицом, идя вперёд спиной, как любила это делать с детства, задела какого-то человека, но тут же рьяно извинилась, а потом... всё было замедленно и в то же время быстро. Это как на вас надвигается машина, которая не спешит останавливаться, и вы вроде понимаете, что она сейчас врежется в вас, но вы настолько спокойны и бездвижны, словно так и надо. И вот сейчас всё также: моя сестра стоит недвижно, её улыбка медленно, по кадрам, словно чья-то рука перебирает картины, сползает в одну линию, а её зеленое платье Анны из всеми любимого мультика «Холодное сердце» на животе стало покрываться алыми пятнами. Я не поняла вначале, что произошло, даже не сильно понимала, кто и где я, хотя видела у незнакомца в черном блестящий на свете фонаря нож, несколько раз входящий и выходящих из живота моей сестры. Я осознала всё случившееся, только когда губы Кэтти стали безмолвно двигаться, а тело обмякать, когда я рывком подошла к ней, подхватив до того, как она упала бы навзничь, и держала крепко в объятьях, одной рукой пытаясь закрыть рану, остановить кровь, что очень смешно: с таким же успехом можно разбитое окно закрыть изолентой.