Месье Гобфен с трудом скрывал беспокойство, отчего пожелтел еще больше. В час двадцать он не выдержал и отправился в столовую. Мадам Ноэми Баттисти только что пообедала и поднялась в семнадцатый номер. Месье Бруно Баттисти просматривал иностранные газеты и доедал десерт. На другом конце зала за отдельным столиком негр приступал к трапезе. Были еще незначительные посетители, мужчина и женщина, торговцы из Дижона, и с ними девица, осунувшаяся от порока, которому предавалась в одиночестве. Преодолев неуверенность, которую испытывал в глубине души, месье Гобфен прошелся по залу, слегка наклоняясь, подобно метрдотелю, над сервированными столиками.
– Месье Баттисти, полагаю? – произнес он. – Вы довольны обслуживанием? Сегодня у нас день бургундской кухни…
Д. заметил, как он подошел, и свернул «Берлинер Тагеблатт», которую читал.
– Хм… Ваша кухня превосходна… Ничего не скажешь. Благодарю вас.
И тот, и другой понимали, что за этими ничего не значащими словами кроется что-то еще. Они ощущали взаимный интерес. «Что у него на уме, у этого двуличного типа, похожего на потревоженного клопа?» – подумал Д. и придал своему лицу выражение лицемерного добродушия и заинтересованности. Месье Гобфеном двигали более сложные чувства, граничащие с нерешительностью и неопределенными опасениями.
– Но вы еще не притронулись к кофе, месье Баттистини… (не нарочно ли он исковеркал хорошо известное ему имя?) Вы не пробовали наш выдержанный коньяк, месье?
– Еще нет.
Месье Гобфен подозвал официантку: «Элоди, коньяк для месье… Нет, не рюмку, а графин…» Он в какой-то нерешительности стоял возле крытого белой скатертью стола, и улыбка на желтоватом лице тоже была нерешительной. «В чем дело? – подумал Д. – Клоп слишком любезен…» Графин и пара рюмок появились на столе весьма кстати.
– Попробуем, – медленно произнес Д. – Ваше здоровье, месье. Присаживайтесь.
Месье Гобфен только и ждал этого приглашения. Его нерешительность сразу куда-то исчезла. «Вы позволите?..» Его непроницаемые глаза изучали зал; он сел так, чтобы не оказаться ни к кому спиной. «Плох обед без старого коньяка, – сказал он задумчиво. – Вот что я думаю. Вам понравится».
С расстояния трех шагов он лишь вызывал неприязнь; когда он сидел рядом, бросалась в глаза его худоба, увядшая кожа обтягивали узкий череп. Весь его вид говорил о болезненной, но злобной слабости. Д. понял, что за ним внимательно наблюдают, пытаются разгадать неведомыми ему способами. Он демонстративно взглянул на часы. «Если вы торопитесь, месье Баттисти…» – сказал месье Гобфен. «Вовсе нет», – ответил Д. (Если я отпущу его, то так ничего и не пойму.)
– Ах, вы знаете, я в таком затруднении, – сказал месье Гобфен.
Д. изобразил удивление:
– Из-за чего, месье? Разумеется, меня это не касается… Но раз уж вы заговорили об этом…
– Зарубежные газеты информированы лучше, чем парижская пресса, не правда ли? – спросил месье Гобфен, как будто бы стремясь выиграть время или допустив крайнюю неловкость.
Весьма многозначительное замечание. При приближении опасности Д. охватывало полное, недоброе спокойствие.
– Но, конечно, вас беспокоит не это, как я предполагаю?
Бегающий взгляд месье Гобфена на мгновение задержался, встретившись со взглядом месье Баттисти.
– Конечно, нет, месье Баттисти, вы – честный человек, мне достаточно лишь взглянуть на вас, чтобы сразу это понять. И человек с большим жизненным опытом.
Какая неразумная прямота. Он меня прощупывает. Меня выследили. Но как им это удалось? Д. положил на стол квадратный сжатый кулак. Кулак, грозный в своей простоте.
– Надеюсь, – сказал он, – мы все здесь честные люди. А жизненный опыт у меня действительно есть. Нелегкий опыт… Колонии, месье, научили меня порой идти напролом. Тем хуже для мерзавцев!
Месье Гобфен воспринял завуалированную угрозу с удивительной безмятежностью:
– Значит, я не ошибся, месье Баттисти, обратившись к вам. Я действительно в ужасном затруднении и нуждаюсь в совете.
– Валяйте, – коротко бросил Д., которому было не легче.
– Речь идет о преступлении.
– Знаете, я вовсе не детектив, и преступления мало меня волнуют. Я их навидался. И вам советую не суетиться. Вы это хотели услышать?
– Нет.
Месье Гобфен извлек из рукава – или из потайного кармана – или из-под галстука – или прямо из своего прямого, чуть искривленного на конце носа фотографию, которую подтолкнул в сторону кулака месье Баттисти: на ней был изображен негр, улыбающийся профессионально, как джазмен, довольный производимым им шумом.