Я не хотела находиться здесь… Это место навевало неприятные воспоминания. Кто-то украл детей с синдромом Розвуда, и этого события было достаточно, чтобы сделать мои ночи бессонными.
Я опустила голову вниз и перешагнула через телевизионные шнуры, протиснулась в дверь боком и заметила, как на нас моргнул парень из службы. Я думаю, дело было во внешнем виде Квена, чем в моем нелепом наряде.
Офицер, очевидно, не узнал меня, ведь те, кто находился здесь по делу, были одеты официально, а не так как я.
Прохлада ночного тумана исчезла, и я колебалась, стоя перед широким входом, ощущая тишину и уверенное присутствие Квена позади меня. Большое количество лестниц вело, вероятно, к кабинетам медсестер, за лестницей была кухня.
По обе стороны от двери находились гостиные. На данный момент они обе были полны людей, которые разговаривали, но только в одной из них находились телевизионщики.
Здесь было жарко даже для меня, и мне не нравилось наблюдать, как взбудораженным тоном журналистка интересуется у обезумевшей матери, что та теперь чувствует, когда ее ребенок, живущий вопреки всему, был похищен.
— Что за мерзость, — прошептала я с волной гнева, а Квен прочистил горло. Кто-то понял, что те, у кого синдром Розвуда имеют в крови очень сильный демонский фермент, и что это был «сбор урожая» демонской крови, но дети все еще были живы.
С синдромом Розвуда умирают, и я тоже была бы мертв, если бы отец Трента не модифицировал в моих митохондриях особый фермент, который свел летальный исход на нет, однако это помогло активировать в моей крови демонскую магию. Это изменило мою жизнь, позволив мне выжить, но при этом стать демоном.
Рука Квена сжала мой локоть, осторожно отодвинув меня с чьего-то пути. Секунду я искала знакомые лица… было необходимо уже начинать. Мой вечерний наряд не вписывался в здешнюю обстановку.
Эта тупая дикторша до сих пор брала интервью у родителей, а агенты ОВ стояли в стороне, надеясь получить немного своего эфирного времени. Слава Богу, никто до сих пор не узнал меня, и я ощущала вину за то, что несчастные родители испытали столько горя и за то, сколько моим родителям пришлось вытерпеть, когда я была больна.
Черт возьми, я не буду чувствовать себя виноватой за попытку выжить.
— Вот он, — Квен вздохнул с облегчением, и я проследила за его взглядом из гостиной в коридор, туда, где коридор вел от яслей к кухне.
— И Феликс, — выдохнула я, с удивлением обнаружив Трента, который беседовал с вампирской нежитью. Вернее, он разговаривал с Ниной — живым вампиром, посредством которой Феликс любил общаться с миром.
Молодая женщина выглядела заметно похудевшей с прошлого раза, когда я виделась с ней, на ней был дорогой костюм, и держалась она гораздо уверенней, однако при этом она была осунувшейся, как если бы принимала амфетамины все прошедшие 4 месяца.
Мне было неприятно наблюдать и осознавать, как через эту приятную милую женщину разговаривает старый вампир, используя ее тело по несколько раз в день.
Я ожидала подобного. Выполнять функции рупора для мастера нежити было небезопасно для обеих сторон, старый вампир должен был помнить к чему это в итоге проводит. Видимо он тосковал по жизни в качестве живого вампира, молодость давала ощущение большей власти, проходящей через его или ее разум и тело, и ему это нравилось больше, чем действовать одному.
Это было подобно хождению по лезвию ножа и только самые опытные могли продолжать действовать на подобном уровне, и я подозреваю, что их отношения уже прошли точку, где все могло бы закончиться благополучно.
В беспокойстве я кусала губы, интересно, о чем таком Трента расспрашивало О.В., и как это может быть связано с похищениями.
Но, как я уже раньше заметила, что Трент умеет сохранять невозмутимость, это доказали события на его собственной свадьбе, сейчас ему плохо давалась его маска спокойствия, когда дело касалось похищения детей.
Ему, вероятно, хотелось узнать, что же здесь произошло на самом деле, а не ту историю, которую сейчас скармливали прессе.
Короче говоря, Трент и Нина, стоящие рядом, представляли уникальное зрелище: его тонкие светлые волосы создавали резкий контраст с черными волосами Нины и ее латиноамериканской внешностью.
У женщины не было личного политического влияния, но через нее непосредственно, Феликс наделял ее этой властью, придавал контроль и мужской стиль поведения, что было заметно по ее манерам и то, как она уверенно стояла, широко расставив ноги, в элегантном пиджаке и стильной юбке.
— Совместная работа Трента и Феликса на месте преступления уже входит в привычку, — произнесла я, медленно шагая, чтобы не столкнуться со снующими журналистами, пока мы пересекали гостиную.