Он даст ей это.
«Давать — это хорошо. Дай ей все, что она захочет», — в представлении его лигра отдача носила более плотский характер, и его было трудно игнорировать, особенно с Миной, все еще прижатой к нему. Так много вкусной плоти.
«Хочу попробовать».
«Нельзя». Даже если это тяжело — очень тяжело — он человек слова.
Положив Мину на одеяло, заранее расстеленное под деревом, поверх мягкой подстилки из мшистой травы и подлеска, он проигнорировал ее разочарованный стон.
Это не сильно помогло, и он тоже завопил по-кошачьи, но про себя.
В мгновение повернувшись к ней спиной, Лео принялся искать полотенца, которые тоже попросил припрятать, когда звонил на ранчо накануне вечером.
Он их нашел — полотенца для рук. У кого-то скверное представление о шутках.
Не так уж смешно, учитывая, что ему нечем прикрыть Мину. Ничего, что могло бы скрыть ее изгибы.
Не смотри. Не смотри.
Как будто он обладал такой силой воли, когда дело касалось ее. Он обернулся.
Хочу посмотреть.
И наткнулся на ее пристальный взгляд. Такой редкий на ее обычно счастливом лице.
— Ты не просто так прервал самый потрясающий сеанс поцелуев за обедом.
Потрясающий? Ладно, тогда он может расправить грудь посильнее.
— Не просто какой-то обед. Великолепный обед. Вчера вечером я велел на кухне приготовить нам жареного цыпленка. И все знают, что жареная курица на следующий день вкуснее.
— Насчет цыпленка ты прав. Однако у меня есть пульсирующие девичьи части тела, которые просто кричат хоть о каком-то действии.
Ее откровенная честность, поначалу раздражавшая его, теперь вполне обрадовала. Мина не скрывала правды. Она сказала то, что чувствовала, а чувствовала она страстное влечение к нему. Лео мысленно вскинул кулак вверх. И нет, он не станет набрасываться и лизать ее за комплимент.
Он попытался взять себя в руки.
— Какое нетерпение, Липучка. Ты понимаешь, что самая волнующая часть всего — это подготовка к главному событию?
— Черт возьми, Пупсик, ты уже достаточно меня подготовил. Любая девушка уже была бы готова.
— Возможно, тебя утешет мысль, что мои мужские части тела тоже пульсируют, — очень болезненно и заметно, — и все же, хотя я мог бы позволить себе быстро насладиться твоим… — он сглотнул… — прекрасным телом… — на мгновение задумался. Все от того, что она откинулась на локти и пристально посмотрела на него, не забыв расправить плечи и выставить свою грудь напоказ. Лео всхлипнул. Ему нужно сосредоточиться. Может быть, если он объяснит, она поймет, почему, черт возьми, он не прыгает на нее — сейчас. — Ты, конечно, заметила, в чем прелесть медлительности. В наслаждении нашим зарождающимся влечением…
— Зарождающимся? — она фыркнула. — По мне так больше подходит «сжигающем до тла». Или, по крайней мере, таким оно бы стало, если бы кто-то дал мне еще несколько минут.
— Считай это длительной прелюдией.
— К черту прелюдию. Я хочу секса.
Значит, их таких двое. И вообще, какого черта он дал такое обещание?
— Кстати об оргазме, посмотри, что еще я принес вместе с цыпленком. — Опустившись на расстеленное одеяло, он откинул крышку корзины — любезность людей, которые содержали ранчо. Посмеявшись, потом спросив, не шутка ли это, потом снова рассмеявшись, они быстро согласились с его планом пикника, когда он пригрозил показать им, как делают человеческие крендельки.
Вопреки своему желанию, Мина наклонилась вперед, ее грудь соблазнительно покачивалась. Будь он проклят за то, что у него есть мораль и он дает обещания.
— Оргазмы от шоколада? — уточнила она.
Взрослый мужчина не должен содрогаться, услышав, как женщина произносит слово «оргазм». Да, но он не смог остановить дрожь, сотрясавшую его, особенно потому что мускус ее возбуждения, больше не погруженный в воду, наполнял воздух.
— Хорошие девочки могут получить все оргазмы, какие захотят, — эти слова он прорычал.
— Хорошая девочка? — она издала чрезвычайно коварный смешок. — О, Пупсик, я больше нравлюсь тебе, когда веду себя плохо.
С этими словами она откинулась назад и сменила позу. Не для того, чтобы скрыть свои достоинства или облегчить ему жизнь. Конечно, нет. Она точно знала, что делает, судя по ее озорной улыбке, когда сидела, скрестив ноги на одеяле, все еще совершенно голая.