Да, теперь графиней Килмартин была Франческа, и она была женой его двоюродного брата Джона, который был на год его младше, но относились к нему в семье всегда как к старшему, ведь Джон, в конце концов, был наследником. Их отцы были близнецами, но отец Джона явился на свет на семь минут раньше отца Майкла.
Эти семь минут определили всю жизнь Майкла — а ведь самого его тогда еще и на свете не было!
— Ну, так что же нам придумать на вторую годовщину свадьбы? — спросила Франческа, переходя в его часть гостиной и усаживаясь возле фортепьяно.
— Что ты захочешь, — отозвался Джон.
Франческа повернулась к Майклу. Глаза ее были потрясающего синего цвета, даже при свете свечей. А может, он просто помнил, какие они синие. Ему даже сны в то время снились в синих тонах. «Синий Франчески» — вот как бы следовало назвать этот цвет.
— Майкл? — По тону ее было ясно, что она окликает его не в первый раз.
— Извини, — сказал он и чуть скривился в улыбке. Никто не воспринимал его серьезно, когда он так улыбался, в чем, разумеется, и была соль. — Прослушал.
— У тебя есть какие-нибудь идеи? — спросила Франческа.
— Насчет чего?
— Насчет празднования второй годовщины нашей свадьбы. Если бы она пронзила его сердце стрелой, то ему не было бы так больно. Но он только небрежно пожал плечами, так как до омерзения хорошо умел имитировать небрежность.
— Это годовщина не моей свадьбы, — напомнил он ей.
— Я знаю, — сказала она. Он не смотрел на нее, но по тону мог бы предположить, что она закатила глаза.
Однако на самом деле она не закатывала глаза. Майкл был совершенно уверен в этом. Он до болезненности хорошо узнал все повадки Франчески за эти два года и знал, что глаза она не закатывает. Когда она была настроена иронично, или саркастично, или коварно, она все это выражала голосом, да еще странным изгибом губ. Ей не было никакой нужды закатывать глаза. Она просто смотрела на вас очень прямо, и ее рот чуточку кривился, и…
Майкл нервно сглотнул и быстро отпил из стакана. Не слишком-то это достойно — так долго думать об изгибе губ жены своего двоюродного брата.
— Уверяю тебя, — продолжала между тем Франческа, бездумно водя пальцами по клавишам фортепьяно, но не нажимая на них, — что я прекрасно помню, за кем я замужем.
— Нисколько не сомневаюсь, — пробормотал он.
— Прости, что?
— Говори, говори, — сказал он.
Она брюзгливо поджала губы. Ему доводилось видеть эту гримаску на ее лице достаточно часто, особенно когда она разговаривала со своими братьями.
— Я спрашиваю совета у тебя, — сказала она, — потому что ты так часто веселишься.
— Я часто веселюсь? — переспросил он, понимая, впрочем, что именно так выглядит в глазах света — не зря же его прозвали Веселый Повеса. Однако слышать это из ее уст было ужасно. Значит, и она считала его человеком легковесным.
И тут же он почувствовал себя еще хуже, потому что это, возможно, было правдой.
— Ты не согласен? — осведомилась она.
— Вовсе нет, — пробормотал он. — Просто удивлен, что у меня спрашивают совета относительно празднования годовщины свадьбы, хотя я, очевидно, обделен талантами во всем, что касается брака.
— Ничего тут нет очевидного, — сказала она.
— Ну, теперь ты пропал, — посмеиваясь, заметил Джон. Он развернул утренний выпуск «Тайме» и откинулся в кресле.
— Ты же еще не пробовал брак, — заметила Франческа. — Так откуда же тебе знать, есть у тебя талант к нему или нет?
Майкл сумел изобразить самодовольную ухмылку:
— По-моему, это вполне ясно для всех, кто меня знает. Кроме того, какая мне необходимость жениться? У меня нет ни титула, ни собственности…
— У тебя есть собственность, — перебил его Джон, доказывая тем самым, что он хоть и спрятался за своей газетой, а к разговору прислушивается.
— Очень небольшая собственность, — уточнил Майкл, — которую я буду только счастлив оставить вашим детям, тем более что собственность эта была выделена мне Джоном.
Франческа бросила взгляд на мужа. Майкл совершенно точно знал, что она сейчас думает: Джон выделил ему эту собственность, потому что хотел, чтобы у брата было что-то — ну, цель в жизни. Когда Майкл уволился из армии несколько лет назад, он оказался совершенно не у дел. И хотя Джон никогда не говорил об этом прямо, Майкл знал, что его двоюродный брат чувствует себя виноватым из-за того, что не сражался за Англию на континенте, что оставался дома, в то время как Майкл подвергался опасности.
Но Джон был наследником графского титула. Его долгом было жениться, плодиться и размножаться. Никто и не ждал, что он отправится на войну.
Майклу не раз приходило в голову, что пресловутая собственность — небольшое поместье, довольно-таки красивый и удобный дом и двадцать акров земли — была для Джона чем-то вроде епитимьи, которую он сам на себя наложил. И он подозревал, что Франческа того же мнения.
Но она никогда не спросит мужа об этом. Франческа удивительно хорошо понимала мужчин — возможно, из-за того, что выросла с братьями. Франческа знала совершенно точно, чего не следует спрашивать у мужчины.
Это несколько беспокоило Майкла. Он полагал, что скрывает свои чувства очень хорошо, но что, если она знает? Она никогда в жизни не заговорит об этом, разумеется, никогда даже не намекнет. Видимо, они с ней по иронии судьбы в этом отношении схожи: если Франческа заподозрит, что он влюблен в нее, она ни за что ни в чем не изменит манеру общения с ним.
— Думаю, вам следует отправиться в Килмартин, — вдруг сказал Майкл.
— В Шотландию? — спросила Франческа, легонько нажимая на клавишу си-бемоль. — Когда вот-вот начнется сезон?
Майкл встал, внезапно охваченный желанием уйти. Ему вообще не следовало приходить.
— Отчего же нет? — спросил он небрежным тоном. — Ты обожаешь это место. Джон обожает это место. И путешествие туда не покажется таким уж долгим, если рессоры у кареты хорошие.
— А ты поедешь? — спросил Джон.
— Думаю, нет, — ответил Майкл несколько резко. Еще не хватало присутствовать на годовщине их свадьбы! Это только напомнит ему лишний раз о том, чего он никогда не будет иметь. И вдобавок усилит его вину. Напоминания о ней были излишни: он жил с чувством вины каждый день.
«Не желай жены двоюродного брата своего».
Должно быть, Моисей просто забыл записать эту заповедь.
— У меня много дел здесь, — сказал Майкл.
— В самом деле? — спросила Франческа, и в глазах ее вспыхнул интерес. — И что это за дела?
— Ах, ну, знаешь, — сказал он с кривой усмешкой, — всякие хлопоты и приготовления, чтобы вести рассеянный и бесцельный образ жизни.
Франческа поднялась.
О Господи! Она поднялась и шла прямо к нему. Вот это было хуже всего — когда она дотрагивалась до него.
Она положила руку ему на плечо. Майклу потребовалась вся сила воли, чтобы не вздрогнуть.
— Мне не нравится, когда ты так говоришь, — сказала она.
Майкл посмотрел через ее плечо на Джона, который держал газету достаточно высоко, чтобы можно было сделать вид, что он увлечен чтением.
— Опять будешь устраивать мою судьбу? — спросил Майкл довольно недобро.
Она отстранилась.
— Мы любим тебя.
«Мы». Не «я», не «Джон», а «мы». Ненавязчивое напоминание о том, что они единое целое. Джон и Франческа. Лорд и леди Килмартин. Она вовсе не вкладывала такого смысла в свои слова, но он услышал именно это.
— И я люблю вас, — сказал Майкл, покорно ожидая, что сейчас для него начнутся казни египетские.
— Знаю, — отозвалась она, не замечая его страданий. — Ты лучший из двоюродных братьев. Но я хочу, чтобы ты был счастлив.