рый нужно закончить к завтрашнему дню. Небо с каждом минутой становилось все темнее, меняя оттенки с персикового на серо-синий, индиго и почти черный. На улице включились фонари, освещая редких прохожих, зажегся свет в окнах по ту сторону канала. Чашка чая, ноутбук, бумаги с чертежами, планами и графиками заняли все внимание Мартина на несколько часов. Наконец оторвавшись от работы, он поднял взгляд, думая всмотреться в черную ночь, которая властвовала в городе, но темнота оказалась не такой уж и темной, так как в окне напротив горел свет. Большое и не зашторенное по старой голландской привычке, оно открыло комнату-кабинет и гостиную в одном флаконе. Так же, как и у Мартина, у окна стоял стол, на котором поселилось огромное количество различных баночек и стаканчиков с канцелярскими принадлежностями и стопка книг. Деревянный стул своей спинкой скромно показывался из-за подоконника с несколькими цветочными горшочками и какими-то статуэтками. Мужчине удалось разглядеть полки, забитые книгами, диван, два кресла и кремовые стены с абстрактными рисунками в рамках. Двери не было, лишь круглая арка, через которую просматривалась, если очень приглядеться, прихожая с входом в квартиру. В комнату вошла девушка с кружкой. Непримечательная, в черной длинной футболке, с темными, небрежно собранными на самой макушке волосами. Она привычным движением, не глядя поставила чашку на край стола и уселась на стул. Недолго раздумывая, отпила и повернула голову в сторону улицы. Мартин, не желая быть застигнутым за рассматриванием чужой квартиры и подглядыванием за чужой жизнью, резко опустил голову и старательно сделал вид, что занят работой, а когда все же осмелился поднять взгляд, то обнаружил, что незнакомки и вовсе нет в комнате, а окно напротив опустело и погрузилось во тьму. С этого момента началась эдакая игра: он смотрел в окно напротив, следя непонятно зачем, а потом резко отворачивался или делал вид, что занят, если девушка начинала рассматривать пейзаж за стеклом. Мартину были неизвестны причины, по которым его взгляд приковывался к квартире через дорогу. Хозяйка ее не отличалась интересной жизнью или необычностью занятий. На третий вечер он понял: она художница. На четвертый они столкнулись на улице. Молодой человек возвращался с работы в вечерних сумерках, пробираясь через пелену от одного слабого света фонаря к другому. Туман окутал город белой дымкой, которая не давала разглядеть ничего на расстоянии десятка метров. Незнакомка появилась в свете фонаря из ниоткуда, ярким серо-красным спортивным костюмом разрезая пелену. Пробежала мимо и так же неожиданно скрылась в тумане... ...Пролетело полгода. Мартин успел узнать много о незнакомке из окна напротив. Живет одна, точнее с пушистым котом, который иногда мелькает за стеклом: он то нежится на солнышке, то прохаживается по столу между стаканчиками, книгами и листами бумаги, требуя ласки от хозяйки. Ее комната почти не поменялась. Разве что цветы в горшочках на подоконнике: с гиацинтов на тюльпаны, с тюльпанов на нарциссы, с нарциссов на фиалки, с фиалок на пуансеттию. Временами к ним добавлялась прозрачная ваза с розами, пионами или герберами. Девушка тоже совсем не изменилась, или ему так только казалось. Мартин часто видел ее за столом все в той же черной футболке, цветастой кофте, яркой пижаме или сером, длинном почти до колен свитере с большим воротом. В руке карандаш, ручка, кисть или маркер. Она могла подолгу сидеть за какой-нибудь книгой или рисовать, закусывая при этом нижнюю губу или накручивая челку на палец. Ему нравилось, как она развешивает эскизы на натянутую вдоль стены веревку, как убирается, тщательно протирая тряпочкой пыль и расставляя вещи по своим местам, как тискает пушистого кота, как клеит на окно привидений на Хэллоуин, как украшает огромную, до самого потолка елку игрушками и вешает мигающую разноцветными огоньками гирлянду. Мартин сталкивался с ней еще пару раз, когда незнакомка была на пробежке или проезжала на своем стареньком велосипеде мимо окон его работы, видел ее в маленьком книжном, как она долго разглядывала какую-то книгу по рисованию, но затем ставила ее на место, заметил ее присутствие в компании подруг в кафе на первом этаже как раз под его квартирой. Чаще всего она встречалась ему на узенькой набережной, когда рисовала что-то на белых или чуть коричневатых листах. Найти ее там можно было почти каждый день. Вот и сегодня из окна своего кабинета Мартин увидел ее все на той же лавочке с большим блокнотом и карандашом в руке. Омытые декабрьским дождем глянцевые серые мостовые, темные воды реки Спарна, зимнее давящее небо и ее ярко-желтый дождевик, который приковывал взгляд. Мартин не раз задавался вопросом, почему он наблюдает за ней. Она ему понравилась? Не так чтоб уж очень. Его занимал сам факт того, что он остается безучастным свидетелем чужой жизни. Маленькое невинное развлечение. За работой пролетел день, а затем еще один. Все готовились к празднованию Рождества, которое, быть может, побалует жителей города снегом. А еще обязательное прибытие в город по реке на огромном красивом пароме Синтерклааса**! В канун праздника Мартин нашел у себя на столе брошюрку с рекламой выставки. В компании часто предлагали бесплатные пригласительные на различные мероприятия, на которые собиралось немало человек. Надеясь развеяться и отдохнуть, Мартин присоединился к ним. Несколько залов, несколько художников. Современные инсталляции, необычные картины. Интересно, но не трогает настолько, чтобы захотелось прийти еще. Разговоры ни о чем, псевдоинтеллектуальные беседы об искусстве, суета. Когда Мартину надоело поддерживать темы, которые не были ему интересны, он накинул пальто и спустился по лестнице, что вела к выходу. Хотелось поскорее вернуться из Амстердама домой, сварить кофе и засесть за книгу или, быть может, позвонить сестре, договориться о планах на Рождество... но вдруг Мартин заметил неприметную дверь у самого входа, видимо ответвление от основной галереи. Табличка гласила: «Выставка картин Полин Брандер». Мужчина толкнул стеклянную дверь и вошел в маленький зал с непонятной громоздкой инсталляцией по центру. Лишь освещение самих картин создавало мягкий полумрак, а спокойная музыка располагала к неторопливому разглядыванию. На холстах были изображены знакомые улицы, дома. Он с легкостью угадывал место, переходя от одной картины к другой. В этой маленькой зале вместился почти весь Харлем, такой родной и знакомый. В дождь или неожиданно солнечный день, в порывистый ветер. В ярких или вовсе монохромных картинах было все то, чего так не хватало в основной галерее, - души. Мартину оставалось посмотреть всего одну работу: большой коллаж, состоящий из множества маленьких зарисовок. Он остановился. Глазами пробежал по нарисованным карандашом, ручкой и даже маркером картинкам. Не может быть! На каждом клочке бумаги был ... его портрет! Вот он за столом, склонился над компьютером, а вот, улыбаясь, разговаривает с кем-то по телефону. А еще с кружкой, книгой... Усталый взгляд вдаль, чем-то недовольное лицо, рука у переносицы... Полгода, которые не были простыми, развернулись перед ним... Окно напротив стало своеобразным наблюдательным пунктом за ним! Мартин не помнил, как вернулся домой. Открытие, что стало таким неожиданным, не давало заснуть. В окне напротив было темно... Он так и просидел за компьютером до завтра. А завтра было Рождество. Суматоха, звонки, приглашение на ужин от сестры и родителей. Семейные посиделки... Лишь глубокой ночью Мартин вернулся в свою квартиру. В окне напротив горел свет: настольная лампа да разноцветные фонарики на ели и окне. Полин (теперь он знал, что именно так зовут художницу) увлеченно рассматривала какой-то журнал. Недолго думая, молодой человек достал из сумки книгу, которую купил днем. Ту самую, что в книжном рассматривала хозяйка окна напротив. Через минуту он уже поднимался по такой же узкой лестнице, что и в его доме. Коричневая дверь встретила его рождественским венком и маленьким, еле заметным звонком справа, нажав который Мартин услышал трель, разнесшуюся по квартире. Щелкнул замок, повернулась ручка, и дверь открылась. На пороге стояла Полин. Все с тем же небрежным пучком на голове, сером, длинном почти до колен свитере с большим воротом, в котором без труда можно спрятаться, темных леггинсах и серых вязаных носках с причудливым орнаментом. Художница узнала его. И прежде чем Мартин успел даже поздороваться, сказала: - Здравствуйте, Вы, наверное, по поводу картин? Простите! Надо было спросить разрешение, пред тем как выставляться в галерее... - извиняющийся тон и смущенно-грустная полуулыбка. Она подумала, что молодой человек пришел по поводу его портретов, что висят на выставке. - Нет-нет. Я не по этому поводу. И я не против картин. Они мне даже очень понравились! - Мартин протянул сверток с книгой, которую предусмотрительно запаковали в магазине. - С Рождеством! Она замялась, приняла из его рук подарок: - Может, чаю? Они сидели в ее гостиной, разговаривали, грея руки о чашки с горячим, пахнущим травами напитком. Она что-то рассказывала о себе. Он тоже поделился личным. Книга заняла свое место на ее рабочем столе. Кот, будто в знак одобрения, задремал на коленях у Мартина и замурчал, видя что-то, видимо, очень приятное в своих кошачьих снах. Полин