Удивительно ли, что теперь Калли лежала в воде, пока не покраснела кожа и не сморщились пальцы?
Кексы, остывавшие на противнях, наполняли воздух сладким ароматом, а распаренные в ванне травы добавляли пряные нотки. Тишина стояла в ушах, пока она не погрузила голову в воду, чтобы избежать странной тревоги, поднимавшейся в душе. Тишина, о которой мечталось, покой, настолько глубокий, что она чувствовала себя едва ли не единственным оставшимся в живых человеком, — разве это не должно радовать? И все же она находила это неприятным. Воздух, казалось, вибрировал от напряжения, словно весь дом затаил дыхание и чего-то ждал…
Поднявшись из воды, она усилием воли избавилась от глупой фантазии. Взяла горсть соли, веточки мяты и розмарина, поставила ногу на бортик ванны и стала мыться.
Соль и травы прекрасно помогли, и кожа приятно горела. Единственным неудобством ее одинокого мытья было отсутствие кого-нибудь из женщин: некому было потереть спину. Извернувшись, Калли попыталась обойтись своими силами, но было местечко между лопатками, до которого ей не удавалось дотянуться.
Большая мужская рука с обнаженным мускулистым предплечьем потянулась к миске с солью и травами. Калли взвизгнула от неожиданности и съежилась, прикрывая руками грудь, но тут же замерла, когда ей стали медленно тереть спину.
Сглотнув слюну, она откашлялась:
— Мистер Портер, я вполне способна сама…
— Вытяни руку.
Она бездумно повиновалась и, казалось, подпала под власть большой теплой ладони, продолжавшей растирать кожу между лопатками. В ее мокрую руку упала жемчужина.
«Ах, да. Условия. Разрешение дано».
Теперь мистер Портер мыл ее спину. В тишине капли, падавшие с рук, звенели как колокольчики. Калли пыталась дышать ровнее, но нагота и этот странный мужчина, ее муж, склонившийся над ней, заставляли сердце бешено колотиться. Скоро и дыхание участилось. Потому что перед глазами невольно возникали эротические сцены прошедшей ночи: она голая, в тусклом свете, и нависшая над ней черная тень ласкает ее…
Соски Калли мигом превратились в бриллианты, и, сама того не ведая, она продолжала прижиматься к его руке. Он стиснул ее плечи, и Калли склонила голову, приглашая его к дальнейшим действиям.
Руки скользнули к шее, стали массировать, прогоняя напряжение, сковывавшее ее с шестнадцати лет, когда она взяла на себя управление Уортингтон-Хаусом. К ее удивлению, глаза повлажнели от благодарности. Радуясь этим знакам внимания, она блаженно вздохнула и отдалась его прикосновениям.
Как чудесно! Когда за ней в последний раз ухаживали? Заботились? Может, в детстве? До рождения Кастора и Поллукса? Близнецы доставляют множество хлопот любой семье, а ее братья, милые озорники, с тех пор продолжали вносить хаос в и без того нелегкую жизнь семьи.
Но теперь хаос не имел к ней никакого отношения. При этой мысли расставание с семьей показалось не таким уж горьким. Особняк в Котсуолдсе — место покоя и, возможно, даже безмятежности…
Но все мысли о безмятежности мигом улетучились, когда горячие руки накрыли ее груди.
Рен прикрыл глаза от удовольствия. Боже, как она прекрасна, такая мягкая и шелковистая. Его очаровали крошечные влажные завитки за ее ушами, хрупкая покатость плеч, линия позвоночника, восхитительно округлые ягодицы под водой, водой, не замутненной мылом и не скрывавшей ее женских прелестей.
Но особенно восхищали ее упругие груди.
Он всегда считал, что предпочитает маленьких большеглазых брюнеток, а не рыжеватых богинь с большим бюстом. Очевидно, его предпочтения были гораздо более гибкими, чем он считал.
Его заманили в кухню соблазнительные запахи сдобы, но он не ожидал целой ванны сладостей, представившейся его взору, когда увидел купающуюся Каллиопу.
Его жена, нагая и мокрая. Бледная кожа отливает опалом в дневном свете, льющемся в кухню. Длинные ноги подняты, и Калли энергично их трет. Волосы, не светлые, но и не темные, сбегают мокрыми струями по изящной спине.
И… упругие полные груди, тоже мокрые и блестящие, с розовыми вершинками-сосками. И эти затвердевшие соски вжимаются в его ладони, умоляя о ласке. Может ли это быть, чтобы она наслаждалась его прикосновениями? Абсурд, но все же Рен слышал ее неровное дыхание.
Он поднял ее груди из воды, чтобы посмотреть, как темно-розовые соски съежатся еще больше. И, словно наблюдая со стороны за чужими пальцами, нежно потеребил крохотные горошинки. Она резко вдохнула воздух и выгнула спину. Рен осторожно сжал пальцы, она вцепилась в край ванны. Он стал нежно перекатывать соски между пальцами, она задышала еще чаще и принялась медленно извиваться от удовольствия.