— Я человек ответственный, — заявила она, чуть нахмурив светло-каштановые брови. — По крайней мере забочусь о семье, оберегаю родных от бед и несчастий… и это, по большей части, мне удается.
Лицо Каллиопы мгновенно приняло трагический вид.
— Не знаю, добра ли я. Пытаюсь быть хорошей и обязательной и никогда никому не причинила зла. Но это не одно и то же, верно? Всего лишь означает, что я не бываю недоброй…
Она выглядела ужасно расстроенной: богиня печали.
Он громко рассмеялся, хотя не следовало бы, видя ее мучения. Рен посчитал ее выражение о человечности чем-то вроде комплимента. А девушка ведет себя так, словно только сейчас обнаружила в себе задатки неисправимого убийцы!
Он снова сжал ее лицо, уже обеими руками, по-прежнему гадая, почему ей не отвратительны его прикосновения.
— Миссис Портер, за последние два дня вы спасли родителей от гибели в пучине, меня — от верной пули, а брата — от петли. В свободное время вы испекли мне кексы. По-моему, отныне вы должны считать себя человеком добрым.
Калли ошеломленно уставилась на мужа. Не знай он, что капюшон по-прежнему у него на голове, посчитал бы, что она его видит.
— Вы смеялись.
Он покачал головой.
— Смеялся и прошу извинить: это было грубо с моей стороны.
Она недоуменно моргнула.
— Вы смеялись, и я даже сейчас чувствую улыбку в вашем голосе.
Рен склонил голову.
«Почувствовала улыбку в моем голосе?!»
Он вдруг осознал, что улыбается.
Кто эта девушка, которая так хорошо чувствует его?
— И вы пытались унять мою досаду, — подозрительно прошептала она. — Знаете, что это означает?!
Он понятия не имел, что это означает. Но слишком отвлекся, наблюдая за тем, как она расцветает под его прикосновениями. Рен по-прежнему сжимал ее лицо. Его пальцы скользнули по прядям на висках. Эти шелковистые, волнистые непокорные волосы… Он мог бы перебирать их днями и неделями, и это занятие никогда бы ему не надоело. И все же она вела себя так, словно ничего необычного не происходило. И теперь снова болтает о чем-то…
— Боюсь, мистер Портер, что должна уведомить: вы тоже поднялись над собой.
Он с трудом заставил себя забыть о том, как прихотливые завитки будут струиться по его груди и животу, когда она начнет целовать его, спускаясь все ниже…
— Что?!
Она гневно выгнула брови и ткнула его указательным пальцем в грудь.
— Я разоблачила вас, мистер Портер.
Погодите-ка! Разоблачила? Боже, что она слышала о нем? Или хуже того, что она нашла в доме?
Он, словно обжегшись, отдернул руки и отступил.
— Я…
— Вы, мистер Портер, не такое уж чудовище, каким желаете казаться, — заявила она.
Но он и есть чудовище. Бедняжка, она понятия не имеет…
Рен глубоко вздохнул и попытался восстановить свою прежнюю непроницаемость.
— Ответ, миссис Портер, все тот же: нет.
Калли только улыбнулась.
— Прекрасно. Возможно, вам стоит пройтись по двору и саду. Это принесет вам пользу: немного свежего воздуха, и вы не будете путаться у меня под ногами.
С этим сбивающим с толку заявлением она повернулась и вышла так быстро, что юбки запутались в ногах.
Рен снова погрузился в свою тоскливую и блаженную тишину, сумев выбросить из головы роскошные пышные груди жены. Как они приподнимались, когда она скрещивала под ними руки и стояла с высоко поднятым подбородком, сверкая глазами и притопывая ногой в раздражающем ритме.
Он так и не понял, что ее разозлило. Но ему очень понравились розовые пятна на скулах и то, как ее грудь подрагивала в такт упрямой ножке!
Громкий лязг и треск ударили в уши. Оторванный от приятных мыслей, он увидел, как Калли швырнула на пол огромную охапку приспособлений для чистки: метлу, ведра, тряпки…
Отряхнув руки, она широко улыбнулась.
— В таком случае давай приступим!
Откровенно говоря, раньше Рен никогда не считал себя трусом. Но женщина с этим странным целеустремленным взглядом и охапкой метел и тряпок…
Он буквально вылетел из комнаты. А когда она удвоила усилия — покинул дом.
Пока Рен шел по дорожке, придерживая полы развевающегося плаща, не зная, куда идет, и желая только оказаться подальше отсюда, он понял, что маленькая плутовка добилась своего.
Он гуляет.
Месть местью, а Калли наслаждалась хорошей весенней уборкой. И пусть у нее не было помощников, но и медведь в доме ни к чему! Так или иначе, она с удовольствием подметала ковер, чистила, пусть и не слишком тщательно, заброшенную мебель, надраивала камин и выгребала золу. Стекла, освободившись от многолетнего налета угольной копоти и свечной сажи, сияли. Сквозь них струился дневной свет, отчего комната преобразилась.
Но Калли все же была не полностью довольна. Чистыми окна были только изнутри. Снаружи они требовали хорошей жесткой щетки и как минимум ведра уксуса. Глянув на поросший мхом булыжник далеко внизу, под подоконниками второго этажа, она прикусила губу.
Да, ей понадобится и лестница.
Рен бродил по округе, пока не решил, что вовремя улизнул. Потом прошел еще немного, на всякий случай. И тут вдруг почувствовал, что ему не хочется возвращаться. День выдался прекрасным: холодным, но солнечным, и в воздухе пахло пряной зеленью, молодыми листочками и свежевспаханной землей, а где-то наверняка уже цвели цветы.
Он глубоко дышал, наслаждаясь чистым воздухом и трогательной красотой котсуолдской земли. Все это принадлежало ему.
«Какая поразительная мысль!»
И все же, почему поразительная? Он вступил в наследство более трех лет назад. Должно быть, ехал сюда именно по этой дорожке. И все же он успел позабыть свой приезд. Помнится, он подошел к порогу, велел разгрузить багаж и отослал кучера. Генри и Беатрис предложили нанять кухарку, но вместо этого он попросил их организовать регулярную доставку продуктов и, став мизантропом, спрятался в своей норе, подобно раненому лису.
Рен поднялся на небольшой холмик и остановился, наслаждаясь приятной усталостью и холодным свежим воздухом. Перед ним простирались поля, разделенные каменными оградами того же медово-золотистого камня, из которого был выстроен Эмберделл. Они змеились по склонам неровными линиями, следуя скорее рельефу земли, а не воле владельца. Если бы не почти идеальные борозды, можно было бы представить, будто это чешуя, покрывающая спину спящего гигантского дракона.
Он хотел улыбнуться своим причудливым мыслям, но при этом ощутил, как уголок губы неприятно потянул шрам. Улыбка умерла, еще не родившись.
Более трех лёт он ни разу не обходил свое поместье?!
Хороший же он хозяин!
Но опять же, какой в этом был смысл? Он с каждым днем все больше «тает». Спина все сильнее гнется, по мере того как растет боль. Если он позаботится пересчитать все свои физические недостатки, станет ясно, что ухудшение идет по всем фронтам. Немногие оставшиеся дни он предпочитал проводить в пьянстве, предаваясь мрачным думам о прошлом, и, возможно, временами валяться в постели.
Не сейчас, к сожалению. Скоро.
Скоро он увлечет жену чарами своих пока еще неудовлетворенных желаний настолько, что она с радостью вытерпит его, изуродованного.
Как приятно в такой день стоять на холме и думать о желанной Каллиопе, жизнерадостной, сильной, той, которая желает его не менее сильно.
Может, она уже закончила уборку и ушла?
Ноги сами понесли его к дому. А может, она, испачкавшись, снова вздумает принять ванну?
Лестница, найденная Калли в садовом сарае, была старой и шаткой. Сначала она задалась вопросом, безопасно ли на нее взбираться, но решила действовать по-своему. Настойчивость дороже безопасности. Она прислонила лестницу к стене дома и установила ножки между булыжниками. Когда она стала подниматься, лестница показалась довольно крепкой, поэтому Калли продолжала осторожно взбираться, пробуя ногой каждую ступеньку.
Лестница была достаточно высока, чтобы достать до всех оконных стекол. Теперь ее маленький рост не был помехой! Нечто совершенно для нее новое!