Вот кто действительно расстроен, так это Верочка. Ее преданность делу Егора умиляла. Ведь не ах какая должность и не бог весть какая зарплата, а главное – совершенно туманные перспективы. Сколько еще ей придется сидеть на месте ассистента? Месяц? Год? Всю жизнь? Складывалось ощущение, что она готова на «всю жизнь», и это Егора и умиляло, и забавляло, и раздражало одновременно. Конечно, для начальника нет ничего лучше всем довольного сотрудника, занимающего свое место. Ни тебе текучки, ни тебе жалоб. И все-таки покорность судьбе у юной девушки вызывала недоумение. Вера была исполнительна, аккуратна, серьезна и ответственна, но совершенно безынициативна. Безынициативна до тошноты. Задания она выполняла четко и всегда в срок, но справлялась только с теми задачами, в которых надо было отвечать на вопрос «что?». А с вопросом «как?» девушка не справлялась. Как только ей пытались поручить что-то, не объясняя и не разжевывая схему дальнейших действий, она краснела, хмурилась, что-то лепетала и чуть не плакала от ужаса. В принципе, именно такой человек, как Вера, был в команде необходим. Тот, который просто будет выполнять, что скажут, и не лезть с дурацкими советами и предложениями. Но Егор-то знал, что среди сотни никчемных предложений обычных ассистентов всегда встречается одно дельное. Молодость, свежий взгляд и определенные амбиции могли сослужить бизнесу лучшую службу, чем предельная исполнительность в сочетании с полным нежеланием думать. Но что ж тут поделать? Если девочка не хочет прыгать выше головы, Егор не вправе настаивать, а за сочувствие ей, конечно, спасибо. Она, пожалуй, единственная из присутствующих расстроена искренне, а не напоказ.
Нет, ну еще Леха, конечно, расстроен. Его, что называется, положение обязывает. Он опростоволосился, собаки были спущены прежде всего на него, хотя пострадают наверняка все. Теперь из-за нелепо подготовленной презентации контракт, наверно, уплывет в другое агентство вместе с отменной прибылью. Прибыль, конечно, дело хорошее, упустить ее чрезвычайно жаль, но главное даже не в этом, а в том, что может пострадать репутация агентства. Шутка ли – проштрафиться перед солидной компанией. А репутацию одним контрактом не заработаешь, на нее годами пахать надо. И пахал, кстати, не Леха, а сам Егор, а Лехи теперь от его – Егорова – труда плоды пожинают. Так что Леха об имени агентства, скорее всего, даже не задумывается, зато отсутствие премии перед ним маячит горькой, удручающей усмешкой, а вместе с ним и машет ручкой намерение «скатать свою девочку на острова». Ладно, Леха, не кисни. Будешь лучше работать – скатаешь девочку, и, возможно, не одну.
Егор перевел взгляд на начальника отдела маркетинга. Петр Сергеич сидел с кислой миной и всем своим угрюмым видом демонстрировал: «Я же предупреждал!» Тут Егор вынужден был согласиться: маркетологи действительно беспокоились о судьбе проекта и говорили о необходимости работать в команде. В принципе, до сегодняшнего дня все так и было. Пиар всегда действовал в тесном контакте с маркетингом, и вместе они выдавали прекрасные идеи и не менее прекрасные результаты, но в данном случае клиент запросил только оригинальный макет рекламного ролика без маркетинговой стратегии. Так и сказали Егору: «Сначала мы посмотрим на оригинальность мышления в вашем агентстве, а потом уже решим, стоит ли озадачивать ваш маркетинг продвижением этого мышления в массы». Егор этой мыслью загорелся, а Петр Сергеич возражал, говорил, что надо хотя бы между собой все согласовать, что маркетинг должен удостовериться в том, что пойдет, что надо рассчитать фокус группы и заняться серьезным исследованием. Но Егор не слушал. Презентации у его сотрудников всегда получались неплохие, а у Лехи и вовсе отменные. Ему казалось, волноваться не о чем. Верно говорят: «Когда кажется, креститься надо». Сейчас бы Егор перекрестился, только поезд ушел. А Петру Сергеичу что? С одной стороны, конечно, обидно, что к тебе не прислушались, а с другой – есть возможность теперь упиваться своей правотой. Так что горе главного маркетолога тоже весьма условно. Его отдел от этого не страдает и премиальных даже не лишается, а как раз наоборот – зарабатывает очки в глазах начальства своей дальновидностью и предупредительностью.
Егор, конечно, понимал, что по-хорошему обязан исполнителя (Леху) отчитать, пиарщиков в лице Людочки разнести в пух и прах, а маркетинг от души поблагодарить и признать самым действенным звеном агентства. Но Егор этого не сделал. Всем досталось на орехи, и, как обычно, после грандиозного разноса начальник чувствовал себя лучше, чем до него. Как будто вместе с криком и руганью часть обрушившихся на компанию проблем испарилась. И так Егору захотелось, чтобы проблемы эти действительно исчезли, что он перестал с грозным видом разглядывать подчиненных, а отвернулся к окну и мрачно проговорил:
– Спасибо. Все свободны.
Слушал, как за спиной задвигали стульями. Торопливо, с излишней суетой – это, конечно, Верочка. Понуро и немного озлобленно – Леха. На себя надо злиться, родной, на себя. Обстоятельно, со знанием дела, покряхтывая – главный маркетолог. Спокойно, деловито, но в то же время с едва сдерживаемой радостью – Игорек. И наконец… И… Егор прислушался. Больше ничего.
– Я же сказал – все свободны, – повторил он, делая ударение на слове «все».
– Но… – Егор мог бы поклясться, что брови Людочки недоверчиво взметнулись вверх, а ротик недоуменно округлился.
– Людмила! Мне кажется, что у пиар-отдела достаточное количество нерешенных задач, и если вы, не откладывая, займетесь их решением, я буду вам очень признателен.
Последний стул заскрипел резко и гневно. Этого следовало ожидать. К выходу яростно процокали высокие каблучки, и через мгновение раздался не менее яростный хлопок двери. Теперь Егор живо представил удивление сидевшей в его приемной секретарши и еще раз подумал о том, что с Людочкой пора распрощаться во всех смыслах. Она, конечно, была прекрасной любовницей, но было бы неплохо, если бы при этом у нее еще хватало мозгов не шарахать дверью кабинета начальника.
«Плюну на все и поеду домой», – мелькнула в голове непривычная мысль, и будто в ответ на эту мысль в кармане тренькнул сообщением телефон. Егор взглянул на экран: писала жена. Он улыбнулся, и в душе шевельнулась запоздалым стыдом совесть. Маша – она хорошая, и милая, и добрая, и заботливая. И вообще, он ее любит. Так при чем здесь какая-то Людочка? Сообщение было лаконичным. «Купи цветы», – писала жена. «Цветы? Кому? Зачем? Мы идем в гости? Или я должен принести цветы Маше? Нет! Это бред. Про гостей она сто раз бы напомнила, а себе бы никогда не попросила». В ответ на его мучительные раздумья телефон пропищал снова. «Мишке очень идет костюм». Егор хлопнул себя по лбу и ругнулся без злобы: «Идиот!» Идиотом был он сам – идиотом, забывшим, что завтра его сын идет в первый раз в первый класс. Чем не повод плюнуть на проблемы и уйти домой? Он торопливо собрал вещи и вышел из кабинета.
– Егор Михайлович! – окликнула его секретарь, всегда готовая обрушить на него поток информации о письмах, документах и отчетах, которые нужно «подписать, просмотреть, составить, отправить, завизировать и т. д.».
– Завтра, Наташа, завтра.
– Но как же? Но почему же? – Девушка даже привстала из-за стола.
– Потому что завтра первое сентября, – ответил Егор, выбегая за порог приемной. Он торопился домой, и ему некогда было представлять, как Наташа опустится назад в свое кресло, задумчиво погрызет ручку, посмотрит на настольный календарь и скажет с грустью, будто прощаясь с уходящим летом:
– Уже первое сентября…
3
– Уже первое сентября. – Маргарита Семеновна произнесла эти слова вслух и снова почувствовала подступающее волнение, с которым предстояло справиться своими силами. Вчера она позволила себе похандрить и выпить валерьянки. Не выпила бы – так и пролежала бы всю ночь с открытыми глазами, рисуя в воображении картину встречи с новым классом. А сейчас уже нельзя приводить нервы в порядок лекарствами: перед детьми должна появиться уверенная в себе учительница, а не заторможенная вобла с дрожащими плавниками, то есть руками, конечно. Только ведь рук у воблы нет, а Маргарита Семеновна предпочитала размытым, незаконченным образам конкретику.