Однако настоящий разведчик не должен пренебрегать мелочами в своей работе. То, что кажется неясным сейчас, может оказаться главным и решающим после детального анализа событий.
Прежде чем расстаться с Демидовым, Сергей Петрович вольно или невольно подверг его еще одному экзамену на выдержку. Начальник охраны границ прикрыл ладонью положенный перед ним для отметки пропуск Демидова и держал так, словно пойманную мышь. Душа Демидова, в эти бесконечно долгие мгновения чувствовала себя не лучше, чем пропуск под рукой чекиста.
Демидов знал, что без отмеченного начальником пропуска ему не выйти из здания. Стоит Бородину сделать невидимый для посетителя знак — может быть, переставить этот стакан с цветами на другое место — и из-за ширмы выйдут люди, которые предложат ему вывернуть карманы. Конечно, кого-нибудь из телохранителей или самого Бородина он успеет убить, но что даст ему, Демидову, смерть еще одного врага? Таких или почти таких на своем веку он умертвил разными способами десятки. Когда-нибудь должен наступить конец — это знает любой диверсант.
«Пусть же лучше когда-нибудь, но только не сейчас, не от руки этого простоватого парня, который с деда-прадеда был «ничем», — думал Демидов.
Перед начальником охраны границ встала неразрешимая задача. Как быть?.. Наконец Бородин рывком поднял руку над столом и сам встал во весь рост. Стоя черкнул карандашом свою роспись на пропуске и подал его. Демидову.
Демидов молча поклонился, боясь в эту минуту поднять глаза.
ГЛАВА XX МОНАСТЫРСКАЯ ОБИТЕЛЬ
После изгнания барона Врангеля из Крыма на Черноморском побережье не оставалось человека более свирепого, чем епископ Прокопий.
Епископ чувствовал, что города Черноморского побережья уходят из-под его влияния. Кто-то всесильный неумолимо накручивает четко действующую пружину в обратную его замыслам сторону. Принятые чрезвычайные меры по ликвидации банды Иванова заставили епископа притихнуть, сжаться, превратиться в слух и зрение, искать новых форм борьбы с «сатанинской властью».
Прокопий часто ловил себя на мысли, что подготовка к беседам с агентами, организация диверсионных вылазок, отнимают у него больше времени, чем церковная служба. В его устах чаще звучало слово «убий», чем церковное «не убий». Между тем, он вынужден был часто произносить эти два взаимоисключающие слова. Иначе он не был бы самим собою.
Ему не один раз доносили, что за домом установлена слежка. Рискуя священным саном, его преосвященство подчас подбирал в условленном месте связных и в собственной карете привозил их домой. Зоркие глаза притаившихся в палисаднике служниц замечали, что за обителью следят, и докладывали Прокопию о своих наблюдениях. Отец Николай вынужден был перенести радиопередатчик в монастырь, и сам часто пользовался одеждой черниц, чтобы проникнуть в дом его преосвященства и не привести за собой «хвоста».
Епископ все больше проникался уважением к этому матерому служаке, каждодневно меняющему свою личину.
...Возвратившись из церкви, епископ застал отца Николая в своих покоях. Он устало опустился в кресло. По карте, разостланной у подножия Христового распятия, отец Николай уточнил координаты квадрата, куда полковник Демидов распорядился вызвать подводную лодку.
— Бежит — туда и дорога, — епископ притворно зевнул, — агентов нам передаст или сам возвратится с новыми инструкциями?
— Дочь свою выкрасть хочет, — многозначительно подмигнул отец Николай. — Выходит, что покидает дом свой.
— Скатертью дорога! — с досадой повторил епископ, опускаясь в кресло. — А людишек его надо бы прибрать к рукам.
— Бородин их приберет потихоньку, — угрюмо пошутил отец Николай. — Князь Додиани пропал без вести. Поручик Смолянинов взят при попытке взорвать склад с боеприпасами, начальник милиции, то бишь, ротмистр Турченко, разоружен в своем кабинете...
— А этот на чем попался?
— Переусердствовал, ваше преосвященство: начал сокрушать иконы в крестьянских избах.
— Умно придумано, но исполнялось без меры, — сожалеючи, заметил Прокопий, делая привычным жестом крестное знамение, в душе благословляя этот ход конем в борьбе с Советской властью. — Дураки нам не помогут в этой тяжбе с сатаною.
Они оба с минуту помолчали, думая каждый о своем. Отец Николай подошел к окну и, прислушиваясь к отдаленному говору колоколов, еще плотнее задернул штору. Потом тихо спросил: