Резвый жеребец, запряженный в двуколку, почуяв близость монастырских конюшен, заржал и потянул в сторону дороги. Но Любочка, бойко стегнув гнедого по ребристым бокам, дернула вожжи влево. Ей предстояло окольным путем обогнуть монастырский сад и хоть на минутку подъехать к дальнему бревенчатому строению: там размещался сиротский приют, руководимый Грицюком.
Вот и колония. Она проехала мимо монастыря как-будто незаметно. По просьбе Любочки ребята разыскали ей запыленного, в грязном, заляпанном известью комбинезоне, директора приюта. Прочитав записку от Сергея Петровича, Грицюк одобрительно качнул головой.
Он спросил Любочку о Марийке, и стал собирать ребят.
Любочку встретила у крыльца сама игуменья, владычица Виктория. Привычным жестом она изогнула запястье левой руки для поцелуя, но девушка сделала вид, что не заметила этого и скромно поклонилась старшему по возрасту человеку, чье имя верующие всей округи произносили с благоговением.
— Храни тебя господь, моя красавица! — пропела игуменья, обнимая девушку за плечи. Даже через ситцевую кофточку Любочка почувствовала цепкость рук матушки Виктории.
Они прошли по темному коридору вглубь дома, свернули налево, потом поднялись по короткой скрипучей лесенке в мансарду. Отсюда игуменья позвонила в колокольчик. На ее зов явилось полусогнутое бессловесное существо, которое только и умело, что кланяться.
Существо это по молчаливому знаку игуменьи взяло девушку за руку и провело в тесную боковушку, увешанную позолоченными изображениями святых и персидскими коврами. Справа от окна, выходящего, как успела заметить Любочка, во двор, горела лампадка, чуть-чуть разжижающая вечную темноту в келье. Сгорбленная провожатая что-то поворошила в лампадке, и в комнате стало светлее.
— Сотвори молитву, отроковица, — проскрипела сорочьим голосом горбунья, — ты в святых покоях владычицы. — И, не дожидаясь ответа Любочки, будто показывая, как надо благодарить за столь высокую честь — побывать в покоях Виктории — черница опустилась на колени.
— Бабушка, откройте, пожалуйста, форточку. Мне душно.
Любочка в самом деле почувствовала тошноту. Шамкая губами и вздыхая, черница поднялась с пола и выполнила просьбу гостьи. Потом она удалилась.
В покоях было жутковато: абсолютно тихо, по стенам и углам в различных позах бесчисленное множество святых. Но страх быстро покинул Любочку. Девушка словно чувствовала на себе пристальные безбоязненные взгляды друзей-моряков, которые проводили ее на первое очень важное задание. Среди этих людей где-то находится сейчас и самый дорогой для нее человек — Сергей Петрович, ради которого она пошла бы на любое испытание.
Любочка пережила те мгновения, когда из сердца навсегда ушел самый близкий по крови человек. Поэтому ее даже не взволновало появление Демидова.
Владимир Николаевич пришел вместе с игуменьей. Он сухо поздоровался с дочерью, извлек из-под кровати полукруглый кожаный саквояж и стал рыться в нем, перебрасываясь с Викторией короткими фразами, по которым нетрудно было догадаться, что вопрос об отъезде Любочки уже решен. Подготовка к побегу велась, очевидно, давно. О Любочке они говорили в третьем лице, как будто она совсем не присутствовала здесь.
— Что на ноги? — строго спросил Демидов.
— Полусапожки! — ответила Виктория, проворно извлекая из саквояжа новенькую дамскую обувь с высокими отороченными голенищами на блестящих застежках. Полусапожки были положены на кучу свертков, которые Демидов складывал отдельно.
В это время мимо двора с гиком и свистом пронеслась ватага детдомовцев. Из хаоса шумов отчетливо выделился пронзительный кошачий визг. Это маленький Сережа, любимец Грицюка, давал о себе знать.
Демидов скрипнул зубами от злости, а Виктория нервно задернула штору.
— Где отец Николай? — спросил Демидов.
— Ждет вас в подвале...
Демидов бросил нетерпеливый взгляд на часы, потом на разбросанные по кровати вещи и вдруг распорядился:
— Сложите, Виктория, в чемодан, как было... Накормите дочь... А ты, Люба, переоденься... нам скоро выезжать.
— Папа, я никуда сегодня не собиралась, — мягко возразила Любочка, чувствуя, как неистово заколотилось сердце.
— Умница! — похвалил Демидов, едва сдерживая раздражение. — Такие вещи не делаются на виду. Матушка Виктория поможет тебе переодеться. Через час отплываем в море.
— А как же бабушка? — испуганно спросила Любочка. — Не могу же я ее бросить, оставить... — Ей хотелось добавить: как ты когда-то оставил всех нас, всю семью, пускаясь в безвозвратное путешествие по мутному потоку.