— Петушатся петушиные головы, а клевать нечего, — тихо захихикал в бороду круглолицый человек в косоворотке и лаковых сапогах. Стоявший рядом у подворотни каменного флигеля сухопарый мужичонка, воровато оглянувшись, проговорил:
— Нам что, как хотят... Только бы в дом не лезли.
Катер подошел к причалу. На его борту люди увидели стройную фигуру высокого, улыбающегося человека, поднявшего над головой фуражку. Волной рукоплесканий встретили херсонцы дорогого гостя.
Феликс Эдмундович первым сошел с катера. Его окружили пожилые люди. Их было несколько десятков, убеленных сединой, испещренных морщинами прожитых лет.
— Старая гвардия водников, — представил статный старичок в белом кителе своих коллег. Дзержинский пожал ему руку и стал здороваться с остальными.
— Стой, милая, — послышался скрипучий старческий голос.
Дзержинский невольно оглянулся.
Лошадь, такая же худая и старая, как и ее хозяин-извозчик, не пыталась даже идти дальше.
В ветхом экипаже находился седовласый, с усами, как у Тараса Бульбы, человек в белой украинской сорочке. Рядом с ним сидела маленькая сухая старушка.
— Никифор приехал, — послышались вокруг голоса. Стоявший рядом с Дзержинским председатель союза водников пояснил:
— Наш старейший рабочий Никифор Стодоля. До меня союзом управлял. Ноги отказали, а повидать вас захотел, вот и подкатил.
Увидев Дзержинского, Никифор Стодоля зашевелил большими самодельными костылями, но Феликс Эдмундович энергичным жестом остановил его.
— Здравствуйте, товарищ Стодоля.
— Товарищ комиссар, — зашептал извозчик стоявшему рядом начальнику охраны границ.
Бородин без труда узнал своего старого знакомого, старую «кормилицу», что везла его в родной город.
— Скажи своему начальнику из Москвы пускай встанет на ступеньку моего экипажа, народ на него поглядит.
Через минуту Дзержинский, поблагодарив старика, занял предложенную ему «трибуну».
— Я приехал к вам по поручению товарища Ленина. Владимир Ильич не сомневается в том, что херсонские водники будут в авангарде борьбы за восстановление разрушенного водного хозяйства в городах Черноморского побережья...
Товарищ Ленин сказал, что от транспортных рабочих зависит больше, чем от кого бы то ни было, судьба революции...
— Судьба революции!? — почти крикнул Никифор Стодоля, поднимаясь на костылях.
И вслед, как бы подтверждая эти тревожные слова, раздался удар колокола. Его звук, напоминавший орудийный выстрел, шел со стороны Екатерининского собора. Ему вторил такой же протяжный и заунывный рев от Греческой церкви.
По толпе пробежал шепоток.
— Ишь ты, разошлись с перезвоном... — досадливо бросил белобрысый парнишка, стоящий неподалеку.
— На заутреню — поздно, на вечерню — рановато, — пробасил сутулый рабочий. — Тут братцы, неспроста разошлись святые отцы...
Дзержинский продолжал спокойно и уверенно говорить, отчеканивая каждое слово.
Старик-извозчик, стоявший на козлах, с первым ударом колокола протянул руку ко лбу, чтобы осенить себя крестным знамением, но его рука остановилась на полпути...
И впервые в жизни старик не ответил на зов колокола, жадно ловил каждое слово о Ленине.
* * *На другой день утром в клубе водников открылось междуведомственное совещание. Дзержинский внимательно слушал выступления ораторов, записывая большим желтым карандашом в блокнот наиболее важные замечания. Все ждали выступления наркома.
— Я хотел бы задать вопрос присутствующим, — начал Дзержинский. — Все ли вы помните телеграмму товарища Ленина о восстановлении речного и морского флота?
Наступила тишина. Дзержинский напомнил содержание телеграммы по памяти.
— Товарищ Ленин требовал, ввиду особой важности ремонта речного и морского флота, от всех губисполкомов под ответственность их председателей, откинув лишнюю формальную волокиту, оказывать органам водного транспорта всемерное содействие по снабжению их материалами, продовольствием, рабочей силой, помещениями.
Телеграмму вы получили. У меня копия этой телеграммы с очень деликатной резолюцией начальника речного управления: «В Реввоенсовет шестой армии. При сем препровождается копия телеграммы товарища Ленина для сведения».
— Реввоенсовету известно содержание телеграммы! — отозвался с места уполномоченный Реввоенсовета Деревицкий.
Серые, горящие стальным блеском глаза наркома в упор глянули на Деревицкого.
— Что сделано войсками, находящимися в городе, по первоочередному ремонту судов?
— Предреввоенеовета уже послан подробный отчет. Я затрудняюсь что-либо добавить к этому отчету сейчас, — уклончиво ответил Деревицкий.