Многих присутствующих действительно видел впервые — четвероюродные дяди и тети, деды и бабушки, многочисленные племянники и племянницы, их братья и сестры, жены, мужья, шурины, свекрови и тещи. Поразительно. Не знал, что у меня полно родни.
Кажется, на лице отразился призрак насмешки, ибо многие скривились, будто проглотили нечто кислое. И в наступившей тишине особенно громко прозвучала чеканная фраза Нолана:
— Оставьте нас.
Немолодой толстый мужчина у стены поднялся со стула, посмотрел на дядю, вздохнул и ушел. За ним просеменила высокая старуха в глухом черном платье, порывисто выскочила миловидная рыжеволосая девушка.
Люди удалялись. Сначала поодиночке, потом целыми семействами. Кто-то с неловкостью, бочком по-крабьи пробирался у стены, будто застигнутый на месте преступления. Кто-то раздраженно раздвигал стулья, топал ногами и бормотал ругательства под нос. Иные заискивающе улыбались, с надеждой таращились на Нолана. Завязать бы разговор и предложить услуги, выразить поддержку новому лорду, приобщиться… хм, к ценностям.
Но не выгорело, не срослось. За дядей стоят деньги и торговые партнеры, знакомства, готовые связи. А я рыбка донная, что из себя представляю неизвестно. Таким образом, как минимум половина родственников выждет, когда будет сделан первый ход. Вторая — когда кто-то споткнется и совершит ошибку.
Спустя пять минут кабинет нотариуса остался почти пустым, за исключением юриста и безмолвного монаха-судьи. Осталась и Триса с Дакейном, Нолан и Орния с детьми.
Взгляд столкнулся с взглядом матери, и в груди опять екнуло, а к горлу подкатил удушающий комок. В ее глазах и верно плавала смесь боли, страшной вины, страха, упрямства, любви и надежды. Смесь густая и жгучая.
Несмотря на возраст и редкие седые пряди в волосах оставалась изумительно красивой. Одета в строгое платье без излишеств, но именно подчеркнутой и стильной простотой затмевала многих разодетых в пух и прах. Затмевала природной аристократичностью, утонченностью, хрупкостью и вместе с тем внутренней энергией.
«У отца не было шансов, — мелькнула мысль. — Как и у отчима».
Дакейн сидел тут же, обнимал мать за плечи, нежно, но крепко. Словно пытался закрыть собой, защитить, уберечь. На меня смотрел с неким отстраненным любопытством, открыто и беззлобно.
Походил на университетского преподавателя. Немолодой и давно седой, с интеллигентным лицом, бородой клинышком. Образ дополнял опрятный в крупную коричневую клетку, но безнадежно вышедший из моды костюм, да толстые роговые очки. И лишь где-то в глубине зрачков едва поблескивало знакомое безумие человека, способного пожертвовать чем угодно ради утоления жажды знаний.
Оба, и Триса, и Дакейн расположились у дальней стены, на приличном расстоянии. А прямо передо мной на лучших местах восседало семейство Нолана.
Дядя — худощавый высокий старик с неприятным лицом и кустистыми бровями, под коими осколками грязного льда тускло поблескивали чуть косящие глаза. С виду спокоен, но судя по крепко сжатым губам и прямой спине — в ярости. Рядом с ним ерзала на стуле тетя — похожая на швабру пожилая женщина с узким ртом и темным колючим взглядом. Эта контролировала себя хуже: то и дело порывалась что-то сказать, дышала тяжело, почти сопела.
Чуть позади дети. Милая стеснительная Рэйчил, подруга детства, смотрела то на меня, то на отца и с отчаянием заламывала руки. Разодетая как невеста пухлая Лиадан раскраснелась от праведного гнева и рвала ни в чем не повинный носовой платок от избытка чувств. Младший же Реган, еще подросток, лишь сонно хлопал глазами, явно не понимая, что происходит. От него явственно тянуло сладковатым, а зрачки на свету уменьшались до размера едва заметной точки.
— Итак, — сухо произнес Нолан. Неторопливо пригладил жидкие волосы, и поправил запонки на рукавах расчетливым картинным движением. — Сколько ты хочешь, Орм?
Что ж, предсказуемо. Дядя начал с того, в чем разбирался. С торга. Это с виду напудрен и прилизан, начищен до блеска, важен и величественен. А под слоем позолоты торгаш, выставляющий цену всему — будь то рыба или украшение, верность или честь.
Брат отца отличался честолюбием. Удачливый делец, сумевший многократно преумножить состояние благодаря уму и жестокости, хитрости и беспринципности. Имел дела с туату и дальними, Фир Болг, с властями и преступниками, священнослужителями и гностиками, хаживал в дома знатных и благородных, в тайные пещеры преступников. Но жаждал большего. Имени. Власти. Места в Совете Древних Домов.