Тогда в Ньюпорте, втором по величине городе Барьера, в совершенно невообразимом количестве расплодились крысы. Грязные твари мало того что уничтожали запасы, так и послужили разносчиками болезней. А потом еще стали нападать на людей, обгрызали спящим уши и носы, кусали прохожих, ранили детей. Котов же катастрофически не хватало, а те, что имелись, гибли, сталкиваясь с огромными стаями грызунов.
В ответ на клич о помощи в Таре собрали четыре с половиной тысячи бродячих мурлык, погрузили на военные корабли. Современники описывали то событие с восторгом: как из открытых десантных люков субмарин в Ньюпорте мяукающей и завывающей волной вырвались пушистые воины. И как крысы в страхе бежали. А тех, что не успели, безжалостно уничтожили, растерзали и съели.
После прочтения истории я долго оставался под впечатлением. И даже назвал соответствующим образом субмарину, полученную в долевую собственность от университета Дортмунда. Так сказать, чтобы почтить память хвостатых воинов.
Котов я уважал, да. Но в свете последних событий стал относиться с долей опаски. И потому в первый момент примерещилось, что на животе сидит не какая-то кошка, а именно Тень. Меня моментально прошибло липким ужасом, сердце сжалось, а дыхание перехватило. Захрипев, я дернулся и резко сел, готовый отбиваться от самих Вестников. Но, поморгав, понял, что это просто давящая повязка. Кто-то оказался так любезен: раздел, помыл и перевязал. Судя по пряному запаху, и на какие-то мази расщедрился.
Ощупав себя, я убедился, что руки-ноги целы. Ушибы, гематомы, царапины. Но из переломов лишь ребра, а серьезных ран нет.
Вот только проснулся то ли в келье, то ли в камере. Из мебели лишь узкая койка да прикрученный к полу столик с какими-то склянками у изголовья. Под потолком тускло светилась лампа накаливания на голом проводе, стены грубые – необработанная скала, люк наглухо задраен. И одежду забрали. Оставили нижнее белье да простыню. К тому же холодно, аж пар изо рта валит. А еще ужасающе яркий сон…
Уразумев, что не так, я скрипнул зубами и, сжав кулаки, прохрипел в пустоту:
– Выходи.
– Я говорила, что ты забавный, Мак-Моран? – спросила она, выбравшись из тени в углу комнаты. Легко и непринужденно, словно отодвинула занавеску. В том же образе маленького худого подростка, абсолютно обнаженная. Лишь длинные до пят черные волосы, ниспадающие по груди и животу, закрывали то, о чем джентльмены не говорят, взрослые мужчины иронично шутят, а юнцы страстно вожделеют.
Было б чего вожделеть, плоская как камень и бледная как смерть. И наверное, так бы улыбалась акула. Зубы острые, как гвозди, будто состояли из одних лишь клыков.
– Говорила, – ответил я после небольшой паузы. – Что тебя так забавит?
– Каждый раз делаешь глаза как плошки, – хихикнула она. – И так натужно скрипишь мозгами, что хочется сбегать за маслом. Но стоит признать, сейчас ты верно перестал шарахаться от меня, как от призрака. Посмеле-э-эл.
– Ты тоже поменьше на монстра смахиваешь, – парировал я.
– Так для тебя стараюсь, – промурлыкала она сыто. Облизнула длинным острым языком губы и вдруг совершенно невероятным образом оказалась рядом. Замерцала, смазалась и появилась в иной точке пространства. Уселась на край кровати, плотоядно уставилась.
Наверняка переместилась через тени. И на сей раз я сумел ощутить легкое движение Изнанки. Или привиделось, не знаю. Татуировки, будь неладны, не давали провалиться глубже и почувствовать ту сторону в полной мере.
– Но пока недостаточно хорошо, – заметил я ровным тоном, слегка отодвинулся.
– Хам! – заявила она. – Хотя ты тоже пока слабо скрываешь страх.
Какая глазастая. Но права, я прилагал невероятные усилия, чтобы оставаться спокойным. Людям вообще свойственно бояться именно неизвестности, а не самих опасностей. Девочка-монстр же воплощала концентрацию и сгусток того, что я считал невозможным. Нарушала законы физики и Изнанки, плевала на здравый смысл.
Боялся ли я? Конечно. Но начинал привыкать и принимал как объективную реальность.
Проклятие или родовой дар? Ладно. Может перемещаться между измерений или в Изнанке? Допустим.