Кстати, о финансах. В промежутке между очередной шуткой и тостом я успел поинтересоваться у Проныры, сколько пообещали за летопись Исхода, и теперь пребывал в жутких сомнениях. Названная сумма внушала уважение. Миллиона эаров достаточно для того, чтобы страх неминуемой смерти немного отступил под натиском жадности. Да о чем говорить, даже призрак таких денег кружил голову.
Но вместе с тем стало любопытно: а зачем неведомому покупателю эта книга? Коллекционирование? Но не стоит она столько. Как предмет старины нет. Иначе б уже давно множество искателей кинулись рыскать по всем заселенным водам.
Подозрительно и странно.
Теперь я понял, почему многие решились на безумный поход в Лимб. Само собой, опытные искатели, профи. И не одиночки, а спаянные команды, имеющие в наличии и оборудование, и карты района, и уникальных специалистов. Но когда не вернулись ни первые, ни вторые, остальные протрезвели.
Откровенно говоря, в другое время и в иной ситуации я сам не задумался бы о подобном варианте. Лимб относится к списку мест, куда нос совать не стоит ни при каких обстоятельствах. Иные могильники и пещеры на дне океана с их ловушками и вечно голодными тварями намного безопасней. Очутиться с десятком рассвирепевших фоморов в замкнутом шлюзе – и то больше шансов на выживание.
Но в свете последних событий, а особенно неподъемных долгов, я начал сомневаться.
На самом деле все предельно просто: либо плачу по счетам, либо лишусь фамильного имения. И что тогда будет, одному Сатане известно. Останется ли шепот, будут ли преследовать Тени? Или исчезнут? А может, просто сойду с ума.
Вопросов больше, чем ответов. И при попытках найти логические объяснения у меня начиналась мигрень. Ощущение же, что вляпался в нечто чрезвычайно липкое и гадкое, усиливалось.
Но я продолжал улыбаться шуткам друзей. И пил ром.
Я не умел спать настолько крепко, чтобы терять связь с окружающим. Даже в моменты мертвецкой усталости или опьянения плавал лишь на поверхности зыбкого омута сна. Пробуждался быстро, моментально оценивал обстановку и был готов действовать немедленно. Вскочить, побежать, драться, вспомнить любую деталь из вчерашнего разговора.
Довольно полезное качество для искателя. И явно лишнее для аристократа.
Вот и сейчас сердце резко сменило ритм, застучало мощнее и быстрее. Я распахнул глаза и посмотрел на темный потолок с незатейливым узором по криво наклеенной плитке, ощутил запах затхлой сырости и соли, характерный для дешевых гостиниц, впивающуюся в бок пружину матраца, чуть ослабшую боль в левой руке.
Поднял ладонь и осмотрел затейливую вязь татуировок, смахивающую на длинную цепь или змею, что свилась в десятки колец и тянулась от запястья к предплечью. Нашел поврежденный участок и задумчиво ощупал покрасневшую воспаленную кожу. Затем сбросил одеяло, преувеличенно замедленно сел. Зашипел на ледяной пол, что ожег пятки. Но через секунду сообразил: голова не болит, – и вздохнул с облегчением.
Естественно, старался на ром не налегать, не пил, а скорее цедил. Но к концу вечера все равно умудрился слегка захмелеть. Сказывались усталость после долгого путешествия, яркие переживания, мрачные мысли. Друзья же нализались в стельку и впали в состояние абсолютного счастья. Мак-Грат отбил у бармена забытую кем-то из местных музыкантов флейту, начал наигрывать задорную мелодию. Я пел, а за соседними столами лужеными глотками рычали припев работяги и матросы, позабыв о забастовках и борьбе с зажравшимися богачами. Сидящая на коленках у Проныры смазливая официантка заразительно хохотала и легонько нашлепывала ритм по лысине дельца, в наш зал подтягивалось больше посетителей.
Пьянка как пьянка. Обошлось без драки, что редкость в районе, где обитают суровые мореходы, работники порта и многочисленных фабрик, обретаются разбойники и воры. Но именно сейчас я понял, что мне это было необходимо. Пауза. Вдох. Нечто, что помогло бы прочистить мозги.
Фантомная тяжесть на плечах не исчезла, темные мысли тоже. Но сейчас я слегка взбодрился, жаждал покорить город своего детства, решить любые проблемы.
Наспех умывшись, оделся и заглянул в соседние комнаты. В первой обнаружился спящий Фергюс: в обнимку с обнаженной официанткой, которую вчера тискал Коул, в окружении смятых простыней и едких испарений дешевого рома. И зная приятеля, я не сомневался, что вряд ли он очнется до полудня, будет долго болеть, стонать, требовать лекарств, потом поплетется в очередной паб и следующее утро встретит так же. Если, конечно, его не озарит гениальная идея. Тогда запрется в имении и будет упорно работать, играть или портить бумагу из прессованных водорослей в поисках меткой рифмы.