— Почему? Это что-то особенное?
Я просунул руку под одеяло, моя ладонь оказалась на ноге у Аликс и медленно поползла к внутренней стороне ее бедра.
— Перед каждым полетом мы со вторым пилотом изучаем погоду, через которую будем пролетать. Мы учимся летать при любой погоде. Мы для этого тренируемся. Но мы всегда надеемся на солнечные дни. Это самые легкие, самые безопасные, те, в которые меньше всего забот.
— Значит, ты никогда не ставишь против солнца?
Я покачал головой, двигаясь пальцами выше, пока не почувствовал тепло ее киски.
— Умный человек никогда не ставит против прекрасного.
— Это может быть любой солнечный день.
Я поцеловал ее в шею, скользнул губами ниже, пока они не достигли ключиц.
— И ты.
Я скользнул рукой под пояс ее штанов для йоги и, обхватив ее киску, провел большим пальцем по клитору, и Аликс застонала: «Дилан...».
Когда она откинула голову назад, я целовал ее в шею, пока мои губы не коснулись ее рта. Там я осторожно прикусил ее нижнюю губу и, отпустив ее, заполнил пространство языком. Сделав это, я поднял Аликс, полностью развернув, чтобы она села на меня. С включенным обогревателем было достаточно тепло, и я спустил с ног свои треники. Затем Аликс сняла штаны, чтобы нас ничего не разделяло.
Я держал ее прямо над своим членом, влажность ее киски дразнила мою головку.
Одеяло исчезло.
Аликс сняла рубашку и бросила ее на деревянный настил.
Ничто не прикрывало ее совершенное тело.
И ни одна гребаная душа не могла его увидеть, поскольку нас окружали одни деревья.
Она подняла мои руки со своих бедер и положила их на подлокотники кресла. Прижала ладони к моей груди, расположившись поудобнее.
Аликс брала то, что хотела.
Мне чертовски нравилось, когда она так делала.
Когда я мог смотреть, как она двигает бедрами на моем члене.
Отпустив меня, она стала опускаться, пока мой член не вошел в нее полностью.
— Блядь, — простонал я.
Ее бедра напряглись.
Киска сжалась.
Я хотел увидеть, как она кончает.
А потом настала моя очередь.
Это было лучше любого солнечного дня.
ТРИДЦАТЬ
АЛИКС
НАШИ ДНИ
Я приоткрыла веки.
Мое внимание сразу же переключилось на окна напротив кровати.
Сквозь закрытые жалюзи проникал свет.
Это был солнечный день.
«Слава Богу».
Я посмотрела направо.
На подушке Дилана не было вмятин.
На покрывале не было ни единой морщинки.
Он не вернулся домой.
Когда Дилан не появился прошлой ночью после прогулки с Роуз, я надеялась, что проснусь от его прикосновения. Что я почувствую его еще до того, как открою глаза.
Мне не повезло.
По крайней мере, было солнечно.
Именно это сейчас имело наибольшее значение.
Я вылезла из кровати и схватила с подлокотника кресла рубашку Дилана. Я просунула в нее руки, застегнула три средние пуговицы и подошла к окну, немного отодвинув рейки, чтобы лучше видеть улицу.
Это же самое окно я открыла вчера вечером, чтобы поговорить с Роуз.
В моем мозгу промелькнуло воспоминание о том, как меня вырвало мороженым. Это случилось сразу после того, как я посадила Роуз в такси в квартале от моего дома. По крайней мере, я сдержалась, пока она была со мной. Мой желудок просто не мог справиться с едой после всего, что произошло в гардеробной.
Я даже не успела добежать до дома, как меня вырвало у куста.
Как будто я вернулась в колледж.
За исключением того, что в моем организме не было ни капли алкоголя.
Одолевшее меня недомогание, называлось жизнью.
Теперь, когда я немного поспала, мне стало еще хуже от того, что я сделала со Смитом. Не знаю как, но я должна была все между нами исправить.
Я подошла к тумбочке и, взяв телефон, открыла последнее отправленное ему сообщение. Я сразу же начала печатать.
Я: Мне очень жаль, что так вышло с ужином. Я чувствую себя ужасно из-за того, что не пришла. Пожалуйста, позволь мне загладить свою вину.
Мой палец завис над кнопкой «Отправить».
Я так хотела на нее нажать.
Но не смогла.
Текстовые сообщения были слишком безличными.
И слова не могли передать нужное мне послание.
Особенно после сообщений, присланных Смитом, причем последнее пришло намного позже того времени, когда я должна была появиться у него дома.
Я нашла в «Контактах» его имя и прослушала гудки, прежде чем он взял трубку.
— Привет, — сказала я, не дав ему возможности заговорить. — Пожалуйста, прости.
— Ты в порядке, Аликс?
Тон его голоса напомнил мне о том вечере в переулке.
— Да, я в порядке. Я…
Я не знала, что собираюсь сказать. У меня не было заготовленной речи. Никаких оправданий. Поэтому я решила просто быть честной.
— Вчера у меня был ужасный день. Я не очень хорошо себя чувствовала и не обратила внимания на время. Мне следовало тебе позвонить, и я прошу прощения, что не позвонила.
Смит даже не спросил, почему я не пришла, поэтому я знала, что не обязана объяснять ему причину. Но он заслуживал какого-то объяснения, даже если оно не было подробным.
— Я волновался за тебя.
Роуз сказала мне то же самое.
Теперь я слышала это от Смита.
У меня сжалось сердце.
Живот тоже, и я обхватила его рукой, пытаясь снять напряжение.
— Прости, — сказала я.
Я не хотела, чтобы он — или кто-то другой — чувствовал это по отношению ко мне. Не сейчас. Боже, особенно не сейчас.
— Это было так дерьмово с моей стороны, так, так дерьмово.
— Но теперь ты в порядке?
— Да.
Я нажала на планшете кнопку, чтобы открыть жалюзи до конца. Я снова посмотрела сквозь них, щуря глаза от солнца, и сказала:
— Я в порядке. Обещаю.
Когда Смит не ответил, я добавила: