Как у обычных людей, у них возникла настоящая близость, включавшая обмен детскими воспоминаниями и откликами на испытания семей в годы войны. «Нет ни одной семьи ни в одной стране, – тихо произнес Коль, – которую бы не затронула война»[245]. Он сказал Горбачеву, что его правительство видит в этом визите ни много ни мало «конец вражды между русскими и немцами, начало периода настоящей дружбы, добрососедских отношений». Он добавил, что «эти слова поддерживает воля всех людей, и по воле народа, который приветствовал вас на улицах и площадях». Вне всякого сомнения, это было поразительной особенностью этого визита. Горбачева восторженно встречали в Западной Германии: и в маленьких городках долины Рейна, и на сталелитейных заводах Рура, на которых он побывал, повсюду толпились люди, кричавшие «Горби, Горби». Беседа между лидерами становилась все более откровенной. «Мне нравится ваша политика, и вы мне нравитесь как человек, – признался Коль, – давайте общаться чаще, давайте перезваниваться по телефону. Я думаю, что мы сможем многое сделать сами, не передавая полномочия бюрократии». Горбачев согласился: он чувствовал, что взаимное доверие растет «с каждой новой встречей»[246].
В последний вечер, после долгого и умиротворяющего ужина в загородном особняке Канцелярии, Коль и Горбачев, сопровождаемые лишь переводчиком, прогуливались по парку и спустились к Рейну. Они присели на низкую стену, изредка обмениваясь фразами с гулявшими тут людьми и взирая на горную гряду Зибенгебирге за рекой. Коль так никогда и не забудет тот момент. Оба они представляли себе, что произойдет полный пересмотр советско-германских отношений, который будет закреплен в «Большом договоре»[247], способном открыть новые перспективы для будущего. Но Коль предупредил, что это невозможно сделать до тех пор, пока Германия остается разделенной.
Горбачев стоял на своем: «Разделение является результатом логичного исторического развития». Однако и Коль тоже не менял позицию. Он почувствовал, что в такой приятный вечер, когда они оба размягчены вином и добрыми намерениями, появилась возможность, которую никак нельзя упустить. Указав на широкий, спокойно текущий Рейн, канцлер стал размышлять вслух: «Эта река символизирует историю. Ничто не остается неподвижным. Технически можно построить дамбу… Но тогда воды реки преодолеют ее и найдут другой путь к морю. Так и с единством Германии. Вы можете попытаться предотвратить объединение, и в этом случае мы не доживем до этого момента. Но определенно Рейн течет к морю, так же определенно, как произойдет германское единство – как и европейское».
Горбачев слушал и на этот раз не прерывал его. Тот вечер на берегу Рейна, как вспоминал сам Коль позже, стал поистине поворотным моментом в размышлениях Горбачева, да и во всех их отношениях. При расставании они обнялись. Впрочем, это было не совсем ловкое упражнение: приземистый кремлевский лидер и массивный стокилограммовый канцлер ростом за метр восемьдесят. Но их взаимные чувства были подлинными: родилась политическая дружба. Более того, для Горбачева Западная Германия стала, как говорили в Москве, «главным зарубежным партнером» – после Соединенных Штатов – и которая поэтому играла помимо всего прочего «глобальную роль»[248].
Теперь Коль мог купаться в лучах славы двух в высшей степени успешных для него визитов лидеров сверхдержав – Буша и Горбачева. Он высказался на встрече с прессой возвышенно: «В течение трех недель два наиболее могущественных человека из двух различных систем посетили Германию. Эта новая эра накладывает на Германию новую ответственность и, – добавил он, – на поддержание мира»[249].
245
Запись переговоров Коль–Горбачев 13.6.1989 (полная стенограмма)
248
Kohl.