Звук утонул в дереве и пропал, будто бы дом поглотил его.
…А тайна заключалась в том, что кроме русалок были еще и другие водные жительницы — ундины. По легенде, которую шатренцу однажды удалось раскопать в отцовских архивах, ундины — морские волны, обращающиеся прекрасными девушками с чарующими голосами. Наверное, именно из-за голосов их в одно время и принимали за русалок, пока и вовсе не забыли об их существовании, когда как ундины не были нежитью, они были… душой моря? На суше такие красавицы долго существовать не могли: море звало их обратно, предостерегая от опрометчивых поступков. Ведь своей души у девушек не было… Но легенда гласила, что ундина, хоть однажды познавшая любовь человека, обретет душу, но больше никогда не сможет вернуться в родные воды.
Он впервые увидел ее мальчишкой, больше десяти лет назад. Увидел и позвал за собой, то ли попав под чары, то ли просто в качестве благородного жеста: ундину он и его друг отбили у трех пьяных матросов. Если бы они не были настолько пьяны, еще неизвестно, как бы все обернулось, а так… Они думали, что спасли ее, тогда как на самом деле — погубили: после ночи среди людей морская дева пришла к воде, но вода не приняла ее.
Дверь со скрипом отворилась, и Яромир поднял голову, очнувшись от своих воспоминаний.
Она ничуть не изменилась: миниатюрная фигурка, осиная талия, маленькие ножки, прикрытые длинной юбкой по нынешней моде, бледные тонкие ручки, почти кукольные, длинные-длинные серебряные волосы, которых ласково касался тот оранжевый свет, идущий от ближайшего фонаря. Но самым удивительном в ней были глаза: бирюзовые, пронзительные, они ни пылинки не оставались одинаковыми, меняя цвета, как морские волны, идущие к берегу.
И врут все злые языки, не было у нее никакого рыбьего хвоста! Не было и быть не могло. Какие невежи смогли спутать утопленниц-полурыб с этими загадочными существами?
— Засмотрелся? — улыбнулась женщина и подала ему руку для поцелую, — заходи, коль пришел.
— Здравствуй, — голос дрогнул, как у мальчишки, а ундина уже снова открыла рот, и Яр поспешил заговорить снова: — нет, молчи, молчи, пожалуйста.
Женщина улыбнулась и поманила его пальцем в дом. Шатренец сделал глубокий вдох и вошел.
Дверь бесшумно закрылась за его спиной, и мужчина почувствовал себя так, будто попал в сказку: настоящую сказку с волшебными вещами, добрыми старушками-чаровницами и говорящими стихиями.
— Все говорили, что ты погиб, — сказала ундина, приглашая садиться за стол, на котором стояли две хрупкие чашки, наполненные фруктовым чаем, — но воду не обманешь.
— Ты говорила с водой? — попавший под чары Яромир, казалось, был только рад этому.
— Говорила.
— Я был ранен, — разоткровенничался шатренец и, прислушавшись к себе, добавил невпопад: — у меня голова кружится.
— Сейчас пройдет, не беспокойся. Ты же помнишь, мне все еще сложно… быть человеком.
Мужчина прикрыл глаза и постарался очистить свои мысли от навязанных образов, шуршащих и перешептывающихся, как море. И действительно, через пару волн ему стало легче и он смог, наконец, выговорить:
— Я помню, Мора.
Женщина снова улыбнулась, блеснув бирюзовыми глазами.
— Ты последовал моему совету, Яромир.
— Последовал, — серьезно кивнул тот, — но только сейчас понял, что поступил правильно. Спасибо.
— Что же тебя мучает?
— Не была ли цена слишком дорогой?
Смех осенними колокольчиками разорвал наступившую тишину и пропал, будто и не было его вовсе.
— Титул и род — не такая уж великая цена за жизнь, правда?
— Правда, Мора. Но он никогда не сможет понять, что на другой дороге было место лишь для одного из нас. Я не хотел бы убивать отца.
Женщина внимательно слушала, затем, помолчав, сказала:
— Ты был бы другим, сын князя. Совсем другим. Власть и интриги убили бы того человека, которого знаю я.
— Пожалуй. Но я не за этим пришел.
Ундина посерьезнела и посмотрела ему в глаза.
— Чего же ты хочешь, Яромир? Ты знаешь, что сделать предсказание человеку я могу лишь один раз в жизни.
Яр нахмурился, силясь вспомнить, зачем же он пришел, кроме как поглядеть на нее, на свою Мору, а потом неуверенно выдавил:
— Я пришел просить об иной помощи.
Ундина снова засмеялась, потом вдруг абсолютно серьезно спросила:
— О какой же?
— О большой, — Яромир помолчал, а потом сказал: — послушай, если ты откажешься, я пойму. Дело опасное, да и…
— Тс-с, — ундина проворно приложила свой палец к его губам, — не решай за меня, воду не заставишь служить себе.