Именно таким днем собирался стать нынешний. То Дарен понял сразу же, как проснулся поутру в жутком состоянии. Перед глазами плыли разноцветные круги, а внутри головы будто взорвалась горючая смесь — так она гудела.
— Да-а, — вслух сокрушенно простонал он, — отвык ты пить, товарищ Дарен…
Что ж за пойло-то ему вчера подливали? Уж точно не биру! И вряд ли вино… Или все же их, только мешая? Ах, дьябол, ничего не вспомнить!
Дар медленно, даже слишком медленно, поднялся и, оглядев себя, еще раз мрачно выругался: неужели так сложно было вчера раздеться, прежде чем ложиться спать?! На кого он, Дарен, теперь похож — одному дьяболу известно, но сходство с разумным, а главное, трезвым существом утеряно точно.
Войник, слегка пошатываясь, вышел из комнаты и стал осторожно спускаться по лестнице, держась за перила, потому как пол почему-то подозрительно расплывался перед глазами.
— О, — вдруг раздался смутно знакомый голос с веселыми нотками, — вот и наш алкоголик проспался!
Глаза упрямо не желали воспринимать действительность, и Дарен все таки не удержался и протер их обеими руками, начисто забыв о том, что этими самыми руками держался за перила. Да так и покатился вниз с лестницы.
Дрянной день!
— Ё-ё… — прогудел Ждан, опуская обратно так и не донесенную до рта ложку с кашей, — сколько ж он вчера выпил?
— Не "сколько", а "что", — угрюмо поправил его Яромир, наблюдая за уже суетящейся около друга девушкой, — как бы не пришлось еще тайных доброжелателей отлавливать и "благодарить".
Парень перевел недоверчивый взгляд на Дара и вынес вердикт:
— Да ну. Он бы заметил, если бы яд какой был…
Шатренец промолчал, не спеша делиться своими подозрениями с друзьями.
Выглядел друг и брат, прямо-таки, скажем, худо. Лицо заплыло, как у заправского алкоголика, коса растрепалась, одежда вообще выглядела так, будто ее только-только вынули из пасти тех самых вчерашних волков… Да еще и злющий в придачу, как незнамо кто!
— И нечего сверлить нас таким взглядом. Сам виноват. Нечего было напиваться в подозрительной компании.
Дарен плюхнулся на стул и бросил:
— Я один напивался.
— Тем более.
— Ну ты-то хоть помолчи?.. — он вскинул голову и тут же поморщился.
— Больно? — участливо спросила Веля и потянулась пальцами к свежей ссадине на виске.
— Не трогай. Не умру.
Девушка отдернула руки и насупилась, явно обидевшись. Ждан нащупал под столом ее руку и, легонько сжав, глазами сказал:
"Да что ты из-за этого придурка расстраиваться будешь!"
Веля хотела было сказать, что "из-за этого придурка" она только радоваться может, но не пересказывать же им свой сон, на который не поскупилась Осень? Пусть и приятный… Но ведь не для всех.
Дар одним глотком осушил принесенную заботливым хозяином кружку с рассолом и более миролюбиво поинтересовался:
— Я так понимаю, спрашивать, зачем вы меня искали — глупо?
— Абсолютно верно понимаешь, — усмехнулся Яромир.
— Значит, все знаете?
— Все! — охотно подтвердила Велимира, — и про тебя, и про пророчество, и про камень…
— …и про то что у стен тоже есть уши, — с наигранно безмятежной улыбкой перебил ее шатренец и укоризненно заметил: — Веля, ты взрослая девушка. Остальным эти, без сомнения, важные, сведения знать вовсе не обязательно.
"Взрослая девушка" недоуменно оглянулась и неуверенно возразила:
— Так нет никого же…
— Если ты никого не видишь, это не значит, что никого нет.
Дарен молчал, а потом спросил невпопад:
— А деньги у вас откуда?
Друзья задумались: а и вправду, откуда? Последние стрибрянники Яромир вчера выгреб на ночлег, а за еду платил…
И все дружно посмотрели на Ждана. Парень покраснел и замялся:
— Ну, завалялось у меня несколько монеток…
— Я надеюсь, ты не крал денег? — уточнила девушка.
— Нет, конечно! — неискренне засмеялся тот, — с чего ты подумала? Просто забыл вам сказать о них…
Яромир подозрительно посмотрел на него.
— Да? Забыл, говоришь? А взял ты их откуда? В камере подобрал?
— Начинается… — проворчал парень, и Веля решила пресечь начинающуюся перепалку на корню:
— Сейчас это не так важно, главное, что Дарен нашелся.
— Я не терялся, — угрюмо ответил войник, и шатренец тут же переключился на него:
— Неужели?
Войник промолчал, вертя в руках кружку.
— Не спорю: как это было красиво с твоей стороны — удрать, перепугать до смерти девушку, обставив собственную смерть. Тут уже не дружбой попахивает, а чем-то другим.