— Как Вы себя… чувствуете, господин… Дарен?
Дар с предельной осторожностью оскалился, стараясь не особо тревожить раны на лице:
— Думаю, лучше, чем Вы.
В ответ тот лишь криво усмехнулся,
— Благодарю за сотрудничество, господин Дарен. — Акиремец, наконец, медленно поднялся на ноги, держась руками за край кровати войника, и обратился к Богдану: — могу я остаться здесь до завтра?
Посол больше не произносил ни слова.
— Ну, нет уж! — рявкнул Богдан, свирепея. — Вы у меня и так уже в заднице сидите, господа!
— Не сочтите за грубость, — устало сказал чаровник, — но так далеко нам при всем желании не залезть.
Воцарилась напряженная тишина. Чаровник и Богдан сверлили друг друга взглядами. Положение спасла Йена, влетевшая в лазарет с криком:
— Что ж вы делаете, а? Волшбу они тут творят! А люди-то, людей-то не жалко, а, господин посол?
— Мое право есть исполнят мой долг перед моей Родина, — гордо ответил он.
— А, ну понятно. О людях подумать: глупость сказала, — почти прошипела Йена и обратилась к чаровнику: — как твое имя?
— Зовите меня Шоном.
— Хорошо, Шон, — она смерила его взглядом и вздохнула: — ты можешь остаться у меня, если пожелаешь, но только из-за твоего состояния. А ты, господин посол и ты, господин кварт-велитель, извольте покинуть мой лазарет.
— Мне надо поговорить с Дареном.
— Потом поговоришь, от тебя не убудет, — проворчала Йена, поворачиваясь к Богдану спиной и отводя повисшего на ней чаровника к ближайшей койке.
— Нет уж. Я и так три дня ждал.
И Дарену все-таки пришлось выслушать целую лекцию о том, какой он недоумок и кусок идиота. Богдан разве что не трогал его, хотя ему очень хотелось собственноручно выпороть бывшего ученика. Ткнуть, так сказать, в собственную лужу, как нагадившего щенка.
— Чему я тебя учил?
— Смелости, — в своем духе ответствовал Дар.
— Мальчишка! — злился Богдан. — Подвигов захотелось?! Так я тебе их устрою, дурень пустоголовый! Мало тебе подвала этой сволочи, раз не выбил он из тебя дурь твою!
— Я не считаю так, наставник.
— А никто здесь и не спрашивает твоего мнения. Молчи и слушай, что тебе говорят!
И чем больше Дарен слушал, тем больше по его лицу расползалась довольная улыбка: его любят? Серьезно? Да нет же, правда. Наставник его действительно любил, иначе просто не наградил таким количеством лестных для портовой шлюхи эпитетов. Войник с вниманием ловил каждое слово, и на его душе впервые за несколько лет через пудовую угрюмость пробилась радость, медленно выталкивая осеннюю хандру.
— Что ты улыбаешься? — оборвал свою гневную тираду Богдан и даже на миг растерялся.
— И я Вас тоже очень люблю, наставник.
Осень тихо рассмеялась в своих чертогах, зная, что ей пора уже уходить. Да только все равно она успела сделать все, что задумала: и нарисовать золото, и затереть его акварелью, смыть ее дождем и вышить на панно мироздания красными крестиками начало дорожки, невидимо пересекающейся с Нитью заросского воина.
Зиме ничего не останется, кроме как смириться.
Что Ледяная Хозяйка может сделать против Творящего Судьбу?
ГЛАВА 5 ПУТЬ МАСТЕРА
Я пойман в поле голым,
Мой волк убит дублетом,
Мои сова и ворон,
Где вас искать — не знаю!
Пылью играются лучики,
Anno Domini!
Я быть слепым не наученный,
Журавль в небе…
Веня Д" ркин
Как проходит все вечное, прошла пора осени, и зима, вступив в свои права, взяла в осаду пограничную заставу, ударяясь о ее каменную мощь непрерывными вьюгами, метелями и заносами.
Акиремские послы донесли до его светлости акиремского князя вести о непричастности Заросии к инциденту, и царственные особы пафосно расшаркались перед друг другом в фальшивых извинениях-сожалениях, чтобы потом втихую проскрежетать зубами и казнить парочку тайных приближенных: как же, такой жирный куш упустили! Придется теперь искать новых людей и заново заниматься поисками злополучного камня, да еще так, чтобы обогнать всех соперников. То-то, наверное, злорадствовал мастер Анрод в небесных чертогах Моарты!
Дарен им не завидовал, но и помогать совсем не желал. Напротив, он жаждал как можно скорее оказаться в недосягаемости этих двух глупцов, гнавшихся за властью над судьбами.
И зима милостиво помогала ему в этом деле.
Последние коричневые и сморщенные листья-одиночки еще болтались сиротливо на почерневших ветках, припорошенные снегом. Он падал хрупкими ломкими хлопьями в ладони и медленно терял свою белизну, превращаясь в маленькие капельки воды. На темных ресницах пушинки таяли медленнее, и то и дело приходилось вытирать их рукой. Черные волосы лежали на плечах мокрой кошкой, покрытые тонким слоем снега. Вот так бы стоять и стоять под небом, дарящим всему свету свое сребротканое покрывало, пока сам не станешь частью этого прекрасного!..